Слава непревзойденного любовника бежала впереди Фелиса. Говорили, что его поцелуи подобны утонченному полету цапли. Исходящий от него запах мускуса не уступал аромату сандалового дерева. Однако же сердце его оставалось свободным.

Он окидывал женщин долгим и критическим взглядом. Он знал, какие изменения в течение дня претерпевают их кожа и глаза. Он приветствовал их вопросом: «Насколько вы сегодня красивы?» Их руки невольно взлетали к прыщикам, которые он разглядел.

Удивления достойно, но женщин он себе выбирал далеко не лучших.

– Безупречная красота, – утверждал он, – подобно чистой воде, также безвкусна.

И посему он предпочитал девушек с необычными чертами лица или фигурой, забавляясь с ними в поисках особенных удовольствий.

Иногда люди относились к нему подозрительно, как вызывает наше подозрение мужчина, который не любит вино, устриц или музыку. Фелис походил на безупречно накрытый стол: дорогой полупрозрачный фарфор, позолоченные канделябры, цветы, но на тарелках нет ничего, что могло бы доставить наслаждение полнокровному едоку с нежным сердцем.

Однако все они неизбежно поддавались его обаянию, правда, самые подозрительные сдавались последними.

К Фелису совершенно не приставала пыль, которой с головы до ног покрыты некоторые любители древностей, но в остальном он был далеко не безупречен. Одни тихонько перешептывались, а другие во весь голос с хохотом рассказывали в тавернах о том, что благоуханный Фелис любит мальчиков. В 1467 году были найдены сладострастные и противоестественные стихи, написанные его непревзойденным почерком. Его авторство было сочтено достоверным настолько, чтобы на некоторое время изгнать его из города.

Тогда Фелис перебрался из Вероны в Венецию, где и подружился с типографами вместо того, чтобы стать их врагом, как случилось с большинством писцов, крайне недальновидных, по его мнению. Он вовсе не думал, что печатники лишат его работы, – напротив, они дадут ее ему. Ну и, разумеется, Венеция, такое впечатление, была создана специально для того, чтобы даровать удовольствие Фелису Феличиано. Она стала для него своей, городом с женственной фигурой и лицом, чей вспыльчивый и бурный нрав связывал воедино ее трудолюбие и ее искусство.

Все, заработанное им в городе, он тратил на керамику и фаянс, шелка, атлас и украшенное драгоценными камнями оружие. Взгляд окрест с верхней площадки кампанилы[90] он готов был променять на созерцание стеклодувов Мурано за работой. Фелис стоял рядом со своей грифельной доской, пока мужчины выдували свои легкие по трубке в комок расплавленного красного стекла. Впоследствии он разработал алфавит, округлое начертание букв в котором очень напоминало хрупкие разноцветные формы стеклодувов, наполненные воздухом.

Прибыв в Венецию, Фелис остановился в гостинице «Стурион» в Риальто. Она предлагала все необходимые удобства: чистую постель, хорошую еду и прекрасное месторасположение в самой оживленной части города. Успех гостинице обеспечивала пользующаяся широкой известностью очаровательная Катерина ди Колонья, управлявшая «Стурионом». Она одевалась со всей тщательностью только для того, чтобы проследить, как опорожняются помойные ведра. Любой, завидев ореол ее волос цвета червонного золота, замирал на месте и поджидал, затаив дыхание, пока она приблизится. Ожидание стоило того, чтобы увидеть, какую восхитительную коллекцию шелков, золотой проволоки или цветов – которая никогда не была слишком показной, но всегда радовала глаз, – она вплетала в свои кудри, в любое время года источавшие едва уловимый аромат глицинии.

Она распоряжалась своими гостями, словно хороший аптекарь, с олимпийским спокойствием, будто отмеряла нужные дозы снадобья от тех недугов, что мучили их. Хотя чаще всего их мучило неутоленное желание овладеть ею. Фелис знал, что когда в гостинице поселялись супружеские пары, каждый день в номерах пыль стояла столбом от ритмичного скрипа кроватей – это мужья делали вид, что демонстрируют Катерине ди Колонья свое искусство, воспламененное желанием обладать ею, а жены притворялись, будто они и есть сама хозяйка гостиницы. Крепко зажмурившись, каждый из супругов достигал громкой и вдохновенной кульминации, после чего немедленно засыпал, так и не открыв глаз, дабы сохранить безупречность своих фантазий.

В присутствии такой красоты, какой обладала Катерина, – или, как утверждал Фелис, в качестве естественной реакции на нее, – повсюду в Венеции пышным цветом расцветало счастье в виде импровизированных празднеств и застолий. Фелис любил вечеринки и частенько украшал их своим присутствием, неизменно уходя заблаговременно и приняв меры к тому, чтобы его отсутствие было замечено.

На одной из таких вечеринок он и встретил еврейку Сосию Симеон, чьи загадочные черты каким-то образом сумели просочиться сквозь ее маску, так что он смог заметить ее живое лицо в дальнем углу комнаты.

Ему было нетрудно оторвать ее от благородного вельможи, которого она сопровождала. В приятном молчании она дошла с ним до его гостиницы, где и исполнила, также в полном молчании и без всяких указаний с его стороны, несколько актов, коими до сих пор он развлекался лишь с мальчиками.

Но на лице ее отразилось изумление, когда он попросил ее удалиться.

– Ты не хочешь, чтобы я провела с тобой ночь? – спросила она. – Ты разве не хочешь встретиться со мной еще раз?

– Нет, благодарю тебя, мой ангел, – любезно отозвался он, протягивая ей сорочку, сброшенную ею пару часов тому. – Давай не будем портить удовольствие, хорошо?

Он взял книгу из небольшой стопки рядом со своей кроватью и погрузился в чтение еще до того, как она вышла из комнаты. В руке он держал каменную букву «Т», которую отколол от древней надгробной плиты близ Вероны. Читая, он крутил ее в руках, поглаживая пальцами все ее впадины и перемычки.

Сосия на мгновение приостановилась на пороге, взявшись за дверную ручку. Ей еще не доводилось встречать такого мужчину. Она с удивлением поняла, что не просто оскорблена его отношением: на глаза ей навернулись горькие слезы обиды, а в груди возникло непонятное стеснение. Она нацарапала свое имя, которым он ни разу не поинтересовался, на клочке пергамента, лежащем на столике у двери. А он так и не поднял головы, упорно лаская каменную букву с таким удовлетворенным выражением, какого она не видела у него на лице даже в самые кульминационные минуты их близости.

Сосия Симеон вдруг с сокрушительной ясностью поняла, что очаровательный Фелис Феличиано любит щели и впадины алфавита с той же страстью, с какой другие мужчины любят изгибы и выпуклости женского тела.