в руки чашку. Несколько глотков, и я готова жить. Тепло и горло смягчает. Я со вчерашнего дня на чае, больше ничего не хочу, но Катаев не ленится мне напоминать, что желудок, как и все тело, нуждается в чем-то более питательном.

Я же только отмахиваюсь. В любви оно нуждается. Чтобы заботились и по голове гладили. А еще говорили что-то приятное. Такое, отчего скорее хочется в руки себя взять и победить болезнь.

И в этот момент я с трудом, но все же признаюсь себе, что банально хочу к Верховскому. На колени его забраться, мощную шею обнять и носом в нее ткнуться. В его руках можно расслабиться, и я бы обязательно это сделала, потому что не только знаю — чувствую: не уронит, не бросит. Это странное и непонятное ощущение, ворочающееся в душе, поглощает с головой. Прошло очень мало времени, мы знаем друг о друге ничего, потому что только и успеваем, что ругаться и заниматься сексом, но во всем мире нет человека, которого бы мне в здесь и сейчас хотелось увидеть сильнее, чем Женю с его фирменной ухмылочкой.

— Я не хочу пока, — пожимаю плечами и кутаюсь в одеяло. Окно открывали на проветривание совсем недавно, но по ощущениям я голышом бегаю по улице в двадцатиградусный мороз. — Если что, закажу что-то горячее и жидкое.

— Ладно. Заставлять не буду, ты уже девочка взрослая, — он осматривает меня с головы до ног и вздыхает тяжело. — Допивай, и я пойду, закроешь за мной дверь.

— Давай лучше сейчас, а потом разберусь с чаем, — отставляю кружку на тумбочку, потому что потом, пока дойду, запыхаюсь и снова захочу пить, а чай сделать будет некому. Надо хотя бы стакан воды поставить.

— Я помогу, — Эдик подает мне руки. Встаю на ноги — держусь с трудом, тело покачивает, голова кружится. Хочу лечь обратно, путь до двери сейчас кажется непреодолимым препятствием, которое последние силы отберет. Их и без того не много, а мне еще придется дышать и переворачиваться с одного бока на другой, хотя насчет последнего я не уверена, что смогу. Нужно сразу ложиться в максимально удобную позу.

В коридоре я тут же приваливаюсь к стене. Без опоры стоять невозможно. Эдик обувается, надевает пальто, а мне дышать легче от того, что он уходит. Предвкушаю несколько часов одиночества и абсолютной тишины, которые я проведу во сне. С Катаевым появляется неловкость, наверное, пока мы были в браке, пусть и формальном, общаться было легче.

— Спасибо, что был со мной, — выдавливаю улыбку. Эдик спокойно собирается, выкладывает из кармана ключи от моей квартиры и оставляет на тумбочке. Он никогда не злоупотреблял моим гостеприимством, но теперь эта история закончилась, и нужно перевернуть страницу.

— Выздоравливай, — кивает и открывает дверь, за которой стоит Верховский и тянется к звонку. — О, вот и доктор. Теперь точно можно спокойно ехать, — они обмениваются рукопожатиями, Женя хмуро меня осматривает, но все же улыбается, потому что рад встрече так же, как и я, если не сильнее. — Она не ела ничего, — сдает меня с потрохами бывший муж напоследок.

Они еще о чем-то переговариваются недолго, назначают встречу после праздников, а затем наконец прощаются. Женя закатывает чемодан в квартиру и оставляет на полу пакет с кучей продуктов и лекарств.

— Я сразу с самолета к тебе, — он захлопывает дверь и, на ходу раздеваясь, тянется за поцелуем. Подставляю щеку, Верховский оставляет на ней отпечаток своих губ и все равно коротко чмокает в губы, не давая мне отвертеться. — Ты как?

— Уже лучше, — висну на нем, Женя позволяет, обхватывает талию, держит и отпускать не собирается.

— Больше никаких водных аттракционов, Крис, — смеется, в макушку целует и по спине гладит. — Есть хочешь?

— Нет. Я бы поспала, — в обнимку, а еще лучше ногу закинуть на Верховского и на плече подремать. — Составишь компанию?

Женя усмехается, утыкается носом в плечо и ведет по нему губами, мешая мне собирать и без того превратившиеся в кашу мысли. Мне нравится быть рядом с ним. Верховский надежный, как скала, с ним не страшно падать и терять сознание, потому что подхватит.

— Да, только сначала в душ. Компанию составишь? — спрашивает тихо.

— Тогда тебе придется еще и меня мыть.

— Я не против.

И он действительно это делает. Помогает мне привести себя в порядок. Меня плавит от каждого его прикосновения, но в них нет и намека на секс. Женя серьезен и сосредоточен. Он полотенцем меня осторожно обтирает, а потом относит на руках в комнату. Исчезает на несколько минут, возвращаясь уже одетым и с чашкой горячего чая в руках, будто чувствует, что мне нужно.

Он выдает мне лекарства, следит, чтобы я их выпила, а потом мы и правда засыпаем. И кажется, я теперь понимаю значение фразы «оздоровительный сон». Чувствую себя в разы лучше, чем было утром. Даже немного шучу, когда мы пытаемся отклеиться друг от друга.

Женя заботится. И делает это так, что я плакать от счастья готова. Он не оставляет мне шанса возразить и готовит самый вкусный на свете куриный суп. Регулярно проветривает комнату, снабжает меня вкусным чаем с медом и лимоном. И каждый раз умудряется лечить своими прикосновениями, так что я подсаживаюсь на них, как на наркотик.

Он снова взбивает мою подушку, встряхивает одеяло и, дождавшись, когда градусник измерит температуру, снабжает меня очередной порцией лекарств, а после наконец укладывается рядом. Время уже далеко за полночь, мы прижимаемся друг к другу близко-близко, так, что я чувствую, как бьется его сердце. Так, что он ощущает каждый мой вздох. Я тону во внимании Верховского, от него тепло и легко. Во мне будто сотня лампочек загорается, а еще улыбаться все время хочется.

Не знаю, что происходит со мной и как долго это продлится, но если так выглядит любовь, то пусть она будет бесконечной.

Глава 32

Шесть дней спустя

Праздники пролетают быстро, особенно если учесть, что большую часть из них мы лечили Крис. Она к началу рабочей недели окончательно пришла в себя, поэтому на работу рвалась охотнее меня. А вот меня, наоборот, тянуло к ней как магнитом. И один день, который мы провели порознь, потому что мне надо было привести себя в порядок перед началом трудовых будней, оказался отвратительным.

Сильно меня привязало к Крис за считанные дни. Я даже трезво мыслить без нее рядом не могу, помешался до такой степени, что не выходит ничего. Даже на работу приезжаю раньше,