Ну и что с того, что его мотивы не альтруистичны? Если направить его в нужном направлении, он будет править намного лучше своей матери. Если я смогу это сделать, он станет лучшим сувереном, чем она.

– Расскажи мне, – попросила я. – Я хочу все понять.

Он говорил несколько часов, говорил так легко, что меня передергивало, ведь я знала, что стоит за его словами. Алистер Уирслейн – теперь мне было трудно думать о нем как о наследнике, потому что я знала, почему люди старались не называть его по имени – так долго мучился из-за того, что произошло, что отдал своему грехотворцу свое чувство вины и стыда, чтобы у него была возможность жить спокойно. Он не мог пожертвовать своими чувствами, как я, но мог жертвовать чем-то другим, чтобы уничтожить чувство вины. Чтобы выжить, мы сами делали из себя монстров.

Осененных в монстров превращала Цинлира. Нас заставляли, обязывали использовать нашу работу и наших творцев только во «благо страны». Но это редко шло на благо всему населению. Плоды, посеянные нашими творцами, пожинали только пэры и богачи. Они извлекали из них выгоду, а нам скармливали одни лишь обещания.

– Ты сколькому научился, – я отвернулась, чтобы скрыть отвращение, и притворилась, что поправляю платье. – Ты столько создал, хотя у тебя нет благотворца. Алистер, мы можем остановить Дверь. Я понимаю, почему ты колеблешься.

Он так сильно хотел, чтобы его поняли. Он был всего лишь одиноким маленьким мальчиком, у которого было много идей и мыслей, но который не видел, как эти мысли влияли на других.

Рассвет прокрался через окно снаружи, и он постучал пальцами по моему животу.

– Мы должны разойтись и подготовиться.

– Ты готов? – спросила я, помогая ему встать.

На этот раз он не вздрогнул, когда я прикоснулась к нему.

– Да, но ты должна одеться как подобает. Ты могильщица, Лорена. Сегодня ты должна выглядеть соответственно. – Он коснулся воротника моего пальто – пальто Джулиана – и улыбнулся. – Она всегда говорила, что первые несколько лет они подчинялись ей только потому, что лично видели, как она снимает корону с его еще теплого трупа.

Я медленно сняла пальто Джулиана. Его рукава были в бордовых пятнах крови, и они сильно выделялись на светло-коричневой ткани. Я разложила его на кровати, стерев с уставших рук пятна пыли, и переоделась. Застегивая каждую пуговицу шинели, я чувствовала, как меня накрывает волной спокойствия. Неизвестность была лучшей броней.

Одевшись, я провела рукой по лицу, подвела губы и спрятала в рукав нож. Старое пальто я засунула под кровать.

– Адлер? – Хана стукнула в дверь. – Я вхожу.

– Она закр…

Она выбила дверь. Я уставилась на нее. Это было привлекательно компетентно.

Она пожала плечами.

– Я не просто так служу в гвардии его величества. Пойдем. Я не хочу опаздывать из-за тебя. Сегодня и так странный день.

– Как так? – спросила я, когда мы уходили.

– Его всегда сопровождаю я. Другие стражники его раздражают, – сказала она. – Я знаю все его спецификации и контракты.

– Думаю, у него их много, – сказала я.

– Контракты требуют знания воспоминаний, которые будут приноситься в жертву. – Она взглянула на меня. – Мои родители были стражниками. Он знает многие мои воспоминания. Это облегчает жертвоприношения. Работать с новым стражником неудобно.

– Что ж, в этом есть смысл, – сказала я.

Потому что я не могла сказать, что все будет хорошо.

Зал суда находился в дворцовых территориях, и чем дальше мы заходили, тем более ухоженными становились сады. Деревья вскоре и вовсе исчезли. Я как будто попала в другой мир. Витражные окна, врезанные прямо в склоне горы, отбрасывали солнечные зайчики на клумбы с голубыми тюльпанами и золотистыми подсолнухами. Здание суда, в котором пэры создавали и изменяли законы страны, было огромным сооружением из белого мрамора, инкрустированного синими камнями. Мне здесь не место, определенно.

Хана провела меня в большую комнату и прижала к стене у двери.

– Стой спокойно.

Зал суда был шириной с городскую улицу и высотой с трехэтажное здание. В центре комнаты стоял длинный низкий стол в форме полумесяца, вырезанный из цельного черного камня. Вокруг стола стояли кресла – кресла двухсот с чем-то пэров, членов суда. Они были не расставлены вокруг стола, а вырезаны прямо в каменном полу. Это делало их такими же незыблемыми, каким был институт пэров. Вдоль стен стояли позолоченные деревянные стулья советников. Они использовались в те дни, когда суд и совет заседали одновременно. Советники были богатыми, но не незаменимыми.

Как будто тот факт, что в совете могло заседать только двадцать пять человек, был недостаточно тонким намеком.

В передней части комнаты находилось возвышение, на котором стоял темный трон, инкрустированный осколками сапфиров, рубинов, изумрудов, бриллиантов и ониксов – цветами каждого бога, что когда-то нас покинул.

Никто не обратил на меня никакого внимания. Пэры собирались в зале в течение часа, хотя я была уверена, что суд должен был уже начаться. Все они поклонились, когда вошел Алистер. Солдаты, слуги и я упали на колени. Алистер даже не взглянул на меня.

Хорошо.

Белые двери на другом конце комнаты распахнулись, и в зал суда вошла суверен. Она плавной походкой проследовала по комнате в сопровождении пяти стражников; на ее голове сверкала в лучах утреннего солнца расколотая корона.

– Алистер! – суверен раскрыла объятия и улыбнулась. – Наконец-то ты решил почтить нас своим присутствием.

– Да, – сказал он, кланяясь ей. – Мне следовало сделать это раньше.

Никакого ожидания. Никаких колебаний.

«Терпение, – взмолилась я своему грехотворцу. – Скользни мимо нее, как будто что-то уничтожаешь».

Мой грехотворец встрепенулся, голодный, жаждущий. Суверен быстро заключила Алистера в объятья. Ее совершенно не было видно за его высокой фигурой.

Мой грехотворец оторвался от меня, и я вздрогнула. Суверен застыла и повернулась ко мне.

Хана схватила меня за руку.

– Что случилось?

– Прости меня, – прошептала я и обрадовалась, что смогла произнести эти слова. Это все еще было правдой.

Нож скользнул из рукава в мою ладонь, и я вонзила его ей в бок, ниже пупка, так, чтобы не задеть большую часть органов. Хана вскрикнула и обмякла. Я опустила ее на землю.

Суверен прищурилась и улыбнулась. Алистер отстранился от нее. Она опустилась на колени, на ее платье были красные пятна. Пэры бросились из зала суда. Стражники набросились на Алистера, но он не сдвинулся с места. На белый пол стекали красные капли крови – символ нового начала. Алистер уставился на мать.