Когда суд закончился, я ждала его. Алистер рассматривал ходатайства, но даже с такого расстояния я видела, что его лицо ничего не выражало. Это разозлило меня еще больше.

Я вздохнула и откинула голову, чтобы сдержать слезы. Зал суда находился слишком высоко над землей, и солнечные лучи не заслоняли даже горы. Через витражный купол на потолке было видно небо. У меня перед глазами плясали красные и синие, зеленые, белые и дымчато-черные лучи света. Отсюда смотреть на пэров сверху вниз могла только луна.

– Лорена? – спросил Алистер.

Я не услышала, как он подошел, а мои творцы даже не сдвинулись с места.

– Суды когда-нибудь проводились по вечерам? – спросила я. – Ты когда-нибудь спрашивал об этом у своей матери?

– Да, – сказал он с тихой усмешкой. – Она сказала, что лучше работать днем, чтобы оставшиеся Благие, те, что были изгнаны в миры за ликом луны, не могли смотреть на нас сверху вниз.

Я пожала плечами и опустила голову. Его красные очки яркими пятнами расплывались у меня в глазах. Я моргнула. Алистер нахмурился.

– Лорена? С тобой все в порядке? – мягко улыбнулся он. Он подошел ближе и отпустил придворных, соперничающих за его внимание. Вскоре в комнате остались только мы. – Я сделал то, о чем ты просила. Теперь никто не сможет откупиться от жертвоприношения, а с завтрашнего дня за нарушение правил техники безопасности на фабриках Устья будут штрафовать. Если нарушения не устранят, фабрика будет закрыта и будут проводиться проверки.

Этим я еще раз сыграла ему на руку. Теперь Уилл не сможет откупиться от смерти. Но, по крайней мере, хоть что-то полезное в моем вмешательстве в дела Алистера и суда было: теперь меньше детей погибнут или потеряют родителей в результате несчастных случаев.

– Нет, ничего со мной не в порядке. – Как же меня бесит, что я знаю правду. Как же бесит, что правду приходится говорить. – Ты знал, что Уиллоуби Чейз виновен, еще когда приехал в Лощину.

Равнодушие Джулиана к недостаткам отца вызывало у меня отвращение, и у меня в голове не укладывалось, что это был тот же юноша, в которого я влюбилась много лет назад. Тот Джулиан Чейз бы не стал закрывать глаза на то, что его отец сеет зло, в то время, как он пожинает плоды. «Запятнанные кровью руки все равно в крови, даже если надеть перчатки», – сказал бы он.

Но предательство Алистера поразило меня в самое сердце – в ту его крошечную часть, которую я пыталась задушить и в которой еще теплилась надежда – и вырвало его из моей груди. Я думала, мы понимаем друг друга. Думала, что понимаю его.

Алистер хмыкнул себе под нос. Выражения его лица я не могла разглядеть из-за отражающихся в стеклах его очков лучей света.

– Да, когда мы подписывали контракт, я знал, что Уиллоуби Чейз виновен в измене.

Я думала, что смогу направить Алистера на лучший путь, соблазнить его пониманием, но он был всего лишь еще одним мальчиком с запятнанными кровью руками и оскверненными ложью устами. Мое высокомерие меня погубило.

– Ты позволил мне подписать этот контракт, зная, что я обречена на провал, – сказала я.

– Да, – сказал Алистер, – и ты никогда не задавала вопросов.

Разве? Я знала, что он написал ордер прямо на месте, но не могла вспомнить, спрашивала ли я об этом прямо.

– Едва ли это имеет значение, – сорвалось с моих губ, и он поднял бровь. – Не надо меня опекать!

Мои творцы угрожающе поднялись за моей спиной, и он отпрянул назад.

– Мы использовали друг друга, – он стиснул зубы и внимательно посмотрел на меня. – Мы это понимали. Мы начали с одной и той же точки зрения понимания.

– Не будь намеренно невнимательным, – рявкнула я. – Ты позаботился о том, чтобы я с самого начала была одной ногой в могиле. Вот в чем разница.

– Правда? – спросил он, делая шаг ко мне. – Я позаботился о том, чтобы, когда я вплотную занялся Дверью, рядом со мной была двуосененная. Ты позаботилась о том, чтобы я убил свою мать и забрал ее корону, – он сделал еще шаг и склонил голову набок. – Что из этого ты планировала?

Я бы не стала этого делать – ничего из того, что сделала, – если бы не оказалась здесь. Но я сделала этот выбор. Я знала, кто должен держать нож.

– А я думала, что мы понимаем друг друга… какой же я была дурой. – Я отступила от него и он не стал делать шаг мне навстречу. – Я буду с тобой работать. Я помогу тебе. Выполню условия нашей сделки. Но я не могу быть твоим другом.

Что обо мне говорит то, что я ему доверяла, пусть даже немного? Что я хотела того понимания, которое, как мне казалось, у нас было?

– Лорена, пожалуйста, – он протянул ко мне руку.

– Не трогай меня! – я отпрянула от него. – Я думала, мы были на равных, но теперь мне все ясно. Мне нужно время, чтобы понять, хочу ли я быть на твоей стороне.

– А мне нужно, чтобы ты была рядом со мной, – он опустил руки так, чтобы я их видела. – Я хочу все исправить. Как мне это сделать?

– Ты полностью уничтожил мое доверие. – При этих словах он вздрогнул, и я улыбнулась. – Я не могу заключать с тобой сделки. Ты ничего не можешь сделать. Только ждать, пока я снова начну тебе доверять.

Он ненавидит своего грехотворца. Ненавидит, что может только разрушать.

– Ты бы простил Уиллоуби Чейза? – спросила я.

– Ты бы осталась, если бы я это сделал?

– Да, – ответила я. Я не хотела признавать это, но это правда. Смертным не дано познать свою ужасную истинную сущность. – Мне больше некуда идти.

Мой язык не скрутился, горло не сжалось. Я знала себя.

Он покачал головой.

– Он хотел меня убить.

– Да. – Я поклонилась Алистеру и повернулась, чтобы уйти. – Встретимся в лаборатории, ваше превосходительство.

Я не встречалась с ним до вечера того же дня. На небосводе поднялась луна, и мы спустились в глубины дворца. Бэзил резко вздохнул, когда мы вошли в пещеру, и Карлоу впилась ногтями в знак на груди. Они ходили туда-сюда перед Дверью, призрак Крика следовал за Карлоу и бросал на меня свирепые взгляды. Я положила на границу с Дверью три частицы Крика – кости, кровь и плоть. Дольше всех продержались его кости.

– Странно, – сказал Алистер, изучая контейнеры, которые мы сделали из останков Крика. Гранулы сегодня утром восстановились, проделали дыру в контейнерах и воссоединились с остальными частицами Двери. – Дверь никогда не оставляет костей принесенных жертв.

– Были ли среди них осененные? – спросила я.

Он, верный своему слову, не приближался и не прикасался ко мне.

Он обращался со мной, как с Бэзилом.

– Нет, – он сделал пометку. – Ни осененных, ни проклятых. Карлоу – последняя в своем роде.

– Здорово, – пробормотала она, и призрак Крика прижался щекой к ее голове. – Еще одна вещь, которая выделяет меня среди остальных.