Почему-то я помню, что мой дедушка был почтальоном в деревне. Он говорил, любое письмо находит своего адресата, просто долго ищет иногда. Мне хотелось бы, чтобы мое письмо поскорее нашло Вас, Земфира, пока мы с Вами еще жильцы дома-интерната, хоть Вы и едете по шоссе, а я стою у дороги и машу Вам руками.

Чуть не забыл сказать «до свиданья…».

Я на самом севере тайги. Дальше, вон там, за озером, болото перейдет в тундру с кривыми и низкими деревьями, с северными оленями и озерками-блюдцами над вечной мерзлотой. Я поднимаюсь на холм. Заросший жухлой травой, он рассечен песчаным проселком и замаскирован темными пятнами разлапистых сосен. Почти везде промеж деревьев прорываются из-под земли острые скальные оползни и заросшие разноцветным мхом старые камни. Жидок, как видно, слой почвы под дерном. С вершины холма мне, сидящему на таком вот старом и теплом камне, видно, как глянцевые воды глубокой реки соединяют два огромных сияющих зеркала озер. Когда солнце ненадолго прячется за облаками, лента реки мутнеет, но озера, хотя и теряют свой золотой блеск, остаются серебряно-белыми. Только ярче проступает покрытая елями чернь островов. С нагретых камней на озера через мою спину стекает теплый ветер, и я снял ветровку, а за ней и майку. Когда еще тут хлебнешь солнца? Воздух такой прозрачный, что через час голые плечи покраснеют и зазудят. Ну и пусть.

Я разглядываю маленькую деревню у подножия холма. Черные бревенчатые дома обнесены покосившимися щербатыми заборами. Кое-где в прибрежных дворах припаркованы мощные внедорожники туристов.

Внизу, на дороге, человек. Он направляется прямо ко мне странной механической походкой. Человеку этому тяжело, это стало ясно, когда он подошел ближе. Судя по красному одутловатому лицу, он давно пьет. С виду ему лет сорок, хотя, может, и меньше. Маленького роста, давно не брит, щетина с сединой. Одет кое-как. Он остановился, посмотрел на меня щелками отекших глаз, выдержал паузу и тихо сказал:

– Здравствуйте… Даже не знаю, с чего начать…

– Здорово, – нехотя ответил я. – Можно не объяснять: вижу, как тебя корежит.

– Да… – Он стоял очень прямо и прижимал к бокам трясущиеся руки.

– Давно пьешь? – спросил я.

– Где-то неделю. – Он помолчал и добавил: – А резко завязывать нельзя, надо хотя бы пива.

Я видел, что он мне врет, но зачем? Пьет он дольше недели, это понятно с первого взгляда, а стараться показаться лучше, чем есть на самом деле, ему нет резона. Скорее всего, он не помнит, когда запил… Знаю я, как люди мучаются, иногда таким грех не помочь.

– Сколько пиво стоит?

– Пятнадцать.

Я дал. Меня озадачило, что он спокойно и как-то отстраненно взял деньги, без суеты, но и без мнимой гордости. Не делая одолжения и не улыбаясь подобострастно, взглянул на меня без выражения, тихо сказал «спасибо» и той же механической походкой пошел вниз.

Я быстро о нем забыл. Мне хочется поскорее увидеть здешние места.

К причалу пришвартовалась моторная лодка, из нее на мостки шагнул высокий человек в ярком импортном комбинезоне. «Георгич! – догадался я. – Так и должен выглядеть Сталкер!»

Я спустился с холма ему навстречу, и мы пожали друг другу руки.

– Рад знакомству! – улыбнулся Георгич, и я, увидев его белые зубы, почему-то подумал, что он не курит. Ну и я тогда завяжу на время.

– Что ж, наверное, не будем откладывать дел, – сказал он, достал из планшета карту и стал показывать мне маршрут предстоящего путешествия.

А я внимательно рассматривал своего проводника. Чем-то он напомнил мне Виннету, вождя апачей, из виденного когда-то в детстве фильма. Осанистый, поджарый, меднолицый, с прищуренными карими глазами и сединой в черных волосах, особенно на висках. Моложе моего отца. Кисти рук жилистые и загорелые. Чисто выбрит. Слегка пахнет одеколоном. И сразу внушает доверие.

Я кинул свой рюкзак к нему в лодку, и он не спеша повез меня к другому берегу длинного чистого озера. Мотор работал еле слышно. По дороге мы разговорились. Вернее, говорил он, а я слушал, потому что слушать его было замечательно интересно.

– Охотой и рыбалкой я здесь занимаюсь более тридцати лет, – начал он, и меня насторожило слово «более». Я почувствовал хорошего рассказчика, со стилем. – И даже не сомневаюсь, что тебе здесь понравится.

Я заметил, что мы легко перешли на «ты».

– Красиво, – поддакнул я, пораженный высотой скал на берегу.

Корабельные сосны на скалах казались одуванчиками, выросшими на стенах и крышах заброшенных небоскребов.

– Чтоб наверху оказаться, нужно целый день забираться, – комментировал Георгич. – Как говорится, голову задираешь поглядеть, так шапка падает. А сверху даже айсберги в Белом море видны. Красота – это еще не все. Смотри, вода какая! Чистейшая! Прозрачная, на десять метров вглубь. Это озеро образовалось в земном разломе, и глубина тут доходит до ста двадцати метров.

Он говорил спокойно, зная, что сейчас в синезеленой толще воды я увижу вершину топляка, огромной старой ели, белой под слоем умерших ракушек. Нижняя часть гигантского ветвистого ствола вместе с солнечными лучами терялась в темной глубине. От этого зрелища мне стало жутковато. Я боюсь глубины. Фантазия моментально нарисовала мне картину столкновения с рифом-убийцей, неминуемой катастрофы, кораблекрушения и наших тел, медленно опускающихся в холодную бездну с бледными лицами, открытыми ртами и выпученными глазами.

– Рыба тут тоже всякая есть. И палья, и кумжа, и сиг, и голец. Но я больше охоту люблю. Жаль, сейчас сезон закрыт. Приехал бы ты через пару недель, пробежались бы по лесу с собачками.

Я слушал и кивал.

– Ничего, я тебя по всему озеру провезу, речки лососевые-форелевые покажу, а про охоту так поговорим.

Озеро то извивалось, зажатое между скалами, то раздвигало их и открывало широкие, окаймленные желтым сухим тростником губы. Оранжевые, солнцем пронизанные сосны на скалах сменялись черно-синими стенами елей по берегам разливов. В переплетении еловых лап солнечные лучи тонули так же, как в глубине воды. Лодка иногда выбирала проливы между маленькими, вытянутыми параллельно берегам островками, на которых низкие и кривые сосны прижимались к чахлым и тонким елям. Земли на островках маловато, а ветра много, особенно зимой, вот и надо как-то вместе выживать. В этих проливах временами появлялось каменистое дно, пустынное, без водорослей.

В одной из загубин Георгич повернул лодку к берегу.

– Слышишь? – спросил он, заглушив мотор.

Я прислушался и почувствовал в воздухе дрожание и тихий гул. Как будто где-то вдалеке гудит туча гигантских комаров. Лодка заскрежетала по камням, мы выпрыгнули на берег и затянули ее повыше. Георгич молча махнул мне рукой, и я зашагал за ним по тропе, стянутой корнями-венами, перешагивая через выпирающие суставы валунов. Мы пробрались через удивительно густой ивняк, и мой проводник неожиданно и все так же молча сделал шаг в сторону. Я застыл на краю водопада. Глубокий и сильный ручей у моих ног летел вниз по зажатому скалами руслу, взбивая облако водяной пыли и наполняя лес гулом.