— Вот этот!

— Ты уверен?

— Само собою, — ответил полный седой зэк.

— Ну, а ты, Илья?

— Да он это, Скальп! — ответил худощавый зэк.

Яровой, услышав знакомую кличку, поперхнулся чаем, закашлялся.

— Как, говорите, была кличка? — спросил он у зэков.

— Скальп, так его все знали. Он еще до войны сел.

— Он эту кличку лучше имени помнил.

— А вы фамилию знаете? — спросил Яровой. Зэки переглянулись, рассмеялись.

— Как же. Всякий из нас поддерживает связь с волей. Посылки, письма всем идут. Как не знать… — ответил полный.

— Нам клички нужны были на свободе. Не станешь имя кента называть при тех, кого «на деле» не проверил из осторожности. А вдруг заложат? Здесь же другое. Клички ни к чему. Начальство о нас и так все знает. Скрывай, не скрывай — зряшная затея, — пояснил сухощавый Илья.

Яровой удивился такой откровенности.

А ведь архивы не на всех сохранились», — подумал он. Словно угадав его мысли, заговорил начальник лагеря, кивнув на заключенных.

— Мы здесь с их помощью архив восстанавливаем. Заключенные сами помогают; все, кто что знает и помнит. Это дает нам информацию для запросов в соответствующие спецотделы и суды.

— Но он не в нашем бараке сидел! — указал на фото Илья.

— А кто его хорошо может помнить? — спросил его Яровой.

— Сходите к «президенту», — сказал обоим зэкам начальник лагеря. И, подумав, добавил: — Пусть сам вспомнит и тех, кто знал Скальпа, поспрашает. С ними сюда ко мне пусть зайдет. Скажете, что я просил. А сами на работу собирайтесь. Сделай те все, как мы здесь обговаривали: очистите от снега кухню, столовую, клуб, потом бараки. А на завтра дорогу к руднику.

— Хорошо. Сделаем. Но мне надо человека три поставить и помощь поварам. Дрова откопать, воды подвезти, чтоб обед успели вовремя дать людям, — говорил полный зэк.

— Верно. Это даже в первую очередь, — согласно кивнул головой начальник.

— А мне на склады нужно пятерых послать. Подъезды очистить, крыши, от стен снег откинуть, да и в самом складе помочь продукты расставить по местам. Все ж три машины приехали. Шоферам и одному кладовщику скоро не управиться. Как думаете? Все ж сахар, муку подальше от снега ставить надо, — говорил Илья.

— Давай так. Пошли четверых на склад. Одного в больницу. Пусть дорожку почистит, воды наносит. Дрова откопает и наколет. Остальных поставь на территорию. А ты, Яков, кухню обеспечь. Кстати, кто там у вас провинился, пусть полы в столовой вымоет.

— Да опять эти новички. В карты играли на барахло. Их надо…

— Это вы сами решите. Давайте, ребята. Да не забудьте «президенту» передать мою просьбу.

Когда дверь за зэками закрылась, начальник лагеря хитровато прищурился:

— Что, следователь, не нравится? Слишком много вольностей?

— Это уж ваше дело. Всяк за свою работу сам отвечает. И за методы и за результат. Да оно и виднее вам на месте: с кем и как окорить, где и как поступить…

— Вот это верно!

— Как вас зовут? — встал Яровой.

— Виктор Федорович! — подал он руку и рассмеялся. — Вот п познакомились.

Так вот, Виктор Федорович, вы уж извините, но прежде, чем и для себя решу воспользоваться ли мне помощью «президента», имелось бы знать, как вы достигли такого… гм, взаимопонимания с заключенными? Пой мите правильно, я в интересах моего дела спрашиваю… И прошу вас: впредь давайте согласовывать некоторые наши совместные аналогичные сегодняшним, — съязвил Яровой, — действия.

Начальник лагеря пристально посмотрел в глаза Яровому. Помолчал. Потом сказал глухо:

— Понимаю вас. Что ж, в такой ситуации нужна полная мояоткровенность. Слушайте: когда я сюда приехал, этот лагерь считался самым трудным. Начальники частенько менялись. Кто потому, что не справился с работой, другой — с людьми, третьего условия погубили. Я все это изучил.

— А вы сами откуда направлены?

— Из армии.

— Из армии! — изумился Яровой.

— Да, из трибунала. Сам просился.

Яровой недоверчиво отвернулся.

— Не верите? Дело ваше. Только я правду говорю. Не помели, не подвинули. Сам захотел. Из-за жены. Другого она нашла. А я от беды своей уехал. Чтоб не натворить чего от отчаянья. Сначала отговаривали. А потом решили удовлетворить просьбу.

— А дети?

— Что дети?

— Дети есть ?

— Сын. Уже женат. Внуки есть. Но для него я — отец, она — мать. Для него ничего не изменилось. Да и я остыл. Тот, к кому она ушла, много лет погибшим считался. Она его невестой была. Когда он отыскался, приехал. И уехал. Но уже с нею… Вот так. Ну да ладно. Это уже в прошлом. Отлегло. Мне этот лагерь жизнь спас. Иначе бы я не начальником здесь работал, а срок отбывал, — Виктор Федорович закурил: — Может, потому попытался я увидеть в заключенных не просто людей, творящих беду другим. А и слабых людей. И это здорово мне помогло. Вот начнем с первого, с голоса совести. Оказалось, что он громче лагерной сирены. И эффективнее любого начальственного окрика. Даже для самого «президента». Устроили заключенные бузу и в знак протеста сделали поджог. Все из-за «сук»… Но в результате сгорели не только штрафной изолятор и оперативная часть, но и столовая, и три барака, а это значит, что без жилья осталось шестьсот человек. Мне нужно, было узнать, кто устроил поджог. Кто оставил людей без крова. Ну и, естественно, не только исполнителей, но и организаторов. Но кто сознается? Воры сами не скажут. Погорельцы, а ими оказались работяги, от страха будут молчать. От поджога до расправы — один шаг. Не так ли?

— Верно, — кивнул Яровой.

— Вот и позвал я к себе «президента». Говорю ему, ты считаешься негласным хозяином зоны. Зэков. Скажи, что теперь ты стал бы делать с погорельцами? Они— не «суки», не начальники лагеря, к конфликту между ворами и администрацией не имеют ни малейшего отношения. Но именно у них отнят кров. Куда мы их теперь определим? На дворе их оставить нельзя— мороз. Не выдержат. Мерзнуть начнут. А ведь у многих есть семьи, дети. Почему они должны терять отцов, кормильцев, расти сиротами? Или тебе безразлично, что те дети вынуждены будут из-за вас недоедать, бросать школы и, не доучившись, идти работать? А может и воровать. Неужели вы все настолько смелы, что возьмете на свою совесть сотни искалеченных судеб! — Виктор Федорович помолчал. Потом, улыбнувшись, продолжил: — Я знал, что «президент» сам сиротою рос. Наслышался об этом. Безотцовщиной он был. Потому, наверное, и преступником стал. Знал я, за что его зацепить.

— А результат разговора каков? — поинтересовался Яровой.

— Вышел он от меня весь красный. Но мне ничего не сказал. Смотрю при проверке, погорельцы спят в бараках фартовых. По одному на нарах, как положено. А воры— в других бараках. По двое на нарах теснятся. А на утро «президент» ко мне пришел. Сам. И говорит: «Фартовые будут бараки сгоревшие восстанавливать. И столовую. В общем все, что сгорело. Только материалы нужны». Ну и добавил — мол, по две смены работать будут.