«Я была очень прагматична, – рассказывала она впоследствии. – Не собиралась оставлять ничего своего».

Они договорились, что Лорен приедет, когда их не будет, заберет вещи Сэми, и они встретятся уже у Лорен дома.

Сэми захотелось дать Тори хоть какой-то намек.

«Если сегодня я не вернусь домой, – сказала она сестре, – то посмотри у меня под подушкой – я оставлю тебе там записку».

Это был максимум информации, которой Сэми могла поделиться. Она доверяла Тори, но знала, что их мать не остановится ни перед чем, чтобы выведать у восьмилетней девочки все до малейших деталей. Будет угрожать. Улещивать. Подкупать. Шелли ни за что бы ее не отпустила, и Сэми не хотела, чтобы мать узнала, где она скрывается.

Когда они приехали из Абердина, Сэми поднялась наверх. Вещей в комнате не было. Их план воплощался в реальность.

– Мам, у Лорен кончился бензин, она просит заехать за ней, – солгала Сэми.

– Ладно, – ответила Шелли. – Давай.

Сэми села в свою маленькую белую машину, в последний раз оглянулась на их дом и уехала к Лорен, где провела остаток дня. Потом отправилась ночевать к Кейлу. Она знала, что Шелли будет ее искать, и от одной мысли, что мать придет за ней, Сэми начинало тошнить.

Внутренне она по-прежнему чувствовала себя в ловушке, словно животное, попавшее в капкан в лесу. Сэми написала матери письмо.

«Я перебирала в уме причины, по которым не могу бросить тебя, ведь я очень тебя люблю. И потому, что я тебя люблю, я не хочу причинять тебе боль. Я много думала о любви и боли и о том, как мне больно и почему. И вот я решила, что лучше мне будет уехать. Вам так будет спокойнее. Нам стало спокойней, когда Никки уехала, так что теперь, когда уеду я, у вас все наладится».

В конце Сэми добавила, что жить в машине – весьма неплохой вариант.

«Со мной ничего не случится. Все будет так, как должно быть. Я бы хотела, чтобы ты меня поняла, но, думаю, ты никогда не поймешь».

Сэми не представляла, куда пойдет, пока не переговорила с Никки. Сестра сказала ей, что недавно общалась с их бабушкой, Ларой, и собиралась с ней повидаться.

– Позвони бабуле, – посоветовала она.

Сэми так и поступила, и Лара с радостью пригласила ее к себе в Беллингем.

Сэми слышала, что отец искал ее машину, а мать подала в полицию заявление об угоне. Ей надо было найти другой способ добраться до Беллингема. Мать Кейла, Барб Хансон, предложила ее отвезти. Она была невысокого мнения о Шелли, которая как-то раз разбудила ее посреди ночи телефонным звонком и принялась выспрашивать, сколько зарабатывают они с мужем.

«Я сказала, что это не ее дело и что нельзя звонить чужим людям по ночам», – вспоминала впоследствии Барб.

На следующий день Барб отвезла Сэми в Беллингем. По дороге девочка кое-что рассказала ей о том, как мать обращалась с ней и с ее сестрой. Когда Барб высаживала Сэми из машины, Лара добавила от себя еще несколько историй про то, что вытворяла Шелли в детстве и юности.

«Она сказала, что мама как-то попыталась поджечь дом, – вспоминала Сэми. – Что издевалась над сестрой. Оказывается, бабушка боялась, что мать поила нас сиропом ипекакуаны, чтобы никуда не брать с собой. Барб сидела и внимательно слушала. Мне стало легче от того, что бабушка это рассказала, потому что кто-то подтвердил мои слова. Человек, который знал даже больше меня».

Сэми провела у Лары все лето 1997 года.

Как поездка в Канаду для Никки, это был один из самых счастливых моментов в ее жизни.

Никки тяжело переживала расставание с сестрами. Хоть она и не жалела, что уехала, и считала, что спасла себе жизнь, ей очень их не хватало. Узнав о том, что Тори больна, Никки отправила ей открытку.

«Надеюсь, тебе скоро станет лучше, малышка. Я слышала, что вот-вот выпадет снег. Наверняка при виде него ты очень обрадуешься. Ты хорошо заботишься о маме и Сэми? Ну когда не болеешь?»

Тори так ее и не получила.

Шелли неоднократно пыталась связаться с Никки, но старшая дочь не отвечала на звонки и не перезванивала. Никки не хотела иметь ничего общего со своей сумасшедшей матерью. Она была бы рада никогда больше не видеться с родителями. Потом Шелли без предупреждения явилась к ней. Она вела себя очень заботливо, говорила, что волнуется, и просила Никки вернуться домой. Она может жить с ними. Ходить в колледж. Но Никки понимала, что все это – сплошная ложь. Все, что говорила ее мать, было ложью. Как-то раз шериф округа подъехал к ее трейлеру спросить, все ли с Никки в порядке.

– Ваша мама очень за вас беспокоится, – сказал он.

– У меня все нормально, – ответила она.

– Вы должны ей позвонить.

Никки сказала, что так и сделает, хотя даже не собиралась: ей было ясно, что мать с отцом волнуются исключительно из-за ее новообретенной независимости. Понятно почему.

Они боятся. Теперь она может заговорить.

Дальше кто-то бросил кирпичом в витрину кафе, где работала Никки, и позвонил ее работодателю с сообщением, что Никки в этом замешана.

«Я знала, что это сделал мой отец, – говорила она впоследствии. – Он сделал это, потому что мама ему велела. Она хотела, чтобы меня выгнали с работы, и я переехала бы домой, чтобы быть у них на глазах».

Вскоре после происшествия с кирпичом Никки позвонила Ларе и спросила, не будет ли та против, если она уедет из Оук-Харбор и попробует поработать с ней вместе в доме престарелых в Беллингеме.

Лара очень обрадовалась такой перспективе. У нее тоже были для Никки хорошие новости.

– Забавно, что ты позвонила именно сейчас, Никки, – сказала Лара восторженно. – Сэми ведь тоже здесь.

Никки была вне себя от счастья. На первом же автобусе она уехала в Беллингем.

При виде сестры слезы выступили у Сэми на глазах. Прошел почти год с тех пор, как они виделись в последний раз. Сэми показалось, что Никки еще никогда не была такой красивой. Она приехала в обтягивающих джинсах и розовом топе, с макияжем; волосы, которые мать всегда обрезала ей кое-как, самым жестоким и уродливым образом, теперь отросли и слегка вились.

«Она была прекрасна, – вспоминала Сэми ту их встречу. – И, самое главное, уверенная в себе. Пожалуй, тогда я впервые увидела сестру в реальном мире. До этого она вечно сидела дома, копалась на ферме в своих мешковатых штанах. У нее не было друзей. Не было поклонников. Никогда до тех пор, пока она не уехала от родителей в свои двадцать два. У нее не было вообще ничего».

Никки получила должность помощницы медсестры в том же доме престарелых, где работала Лара. Работа была тяжелой, но платили за нее куда лучше, чем в мотеле или в кафе-мороженом. Мало того, она наконец освободилась от родителей и от всего, что творилось у них в округе Пасифик.