Пуаро даже не пытался ее остановить. Он отлично знал, какнадо обращаться с разъяренной женщиной: надо дать ей выговориться и подождать,пока она остынет. Он так и сделал, а потом очень спокойно и доброжелательносказал:

– Я вовсе не считаю, что вы утаили нечто, относящееся кпреступлению.

– Тогда что же вам нужно, хотела бы я знать!

– Я прошу вас рассказать правду не о смерти, а о жизни МэриДжерард.

– Ах вот оно что! – Сестра Хопкинс как-то сразу растерялась.– Вот, значит, что вам нужно! Но это же не имеет отношения к убийству.

– А я и не говорил, что имеет. Я сказал, что вы утаилинекоторые сведения, касающиеся этой девушки.

– А почему я должна рассказывать о том, что не имеетникакого отношения к преступлению?

Пуаро пожал плечами.

– А почему бы вам не рассказать все, что вам известно?

Сестра Хопкинс, сильно покраснев, сказала:

– Да просто из уважения к приличиям. Есть определенныенормы! Все, кого это касалось, уже умерли, и нечего больше ворошить старое!

– Если то, что вы знаете, – всего лишь домыслы, их повторятьдействительно не стоит. Но если у вас есть какие-то подлинные сведения – тогдадело принимает совершенно другой оборот.

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду…

– Сейчас поймете. Кое-какие намеки я услышал от сестрыО’Брайен, а потом беседовал с миссис Слэттери, которая хорошо помнит кое-какиесобытия более чем двадцатилетней давности. Я расскажу вам все, о чем узнал.Итак, более двадцати лет назад двое полюбили друг друга. Она – это миссисУэлман, которая к тому времени уже несколько лет была вдовой, ее чувство былоглубоким и страстным. Он – сэр Льюис Райкрофт, женатый, к великому своемунесчастью, на психически безнадежно больной женщине. Согласно законам тоговремени развод он получить не мог, а леди Райкрофт отличалась превосходнымфизическим здоровьем и могла прожить лет до девяноста. Отношения этих людей,по-моему, для многих не были тайной, однако они соблюдали внешние приличия ивели себя крайне осторожно. Потом сэр Льюис Райкрофт был убит на войне.

– Ну а дальше что? – нетерпеливо спросила сестра Хопкинс.

– Я полагаю, – продолжил Пуаро, – что уже после его смертина свет появился ребенок и что этим ребенком была Мэри Джерард.

– Похоже, вы уже прекрасно обо всем осведомлены! – буркнуласестра Хопкинс.

– Я только предполагаю. Но, возможно, у вас имеются какие-тосведения, подтверждающие мои догадки.

Сестра Хопкинс в ответ только молча нахмурилась, потом вдругвскочила и кинулась к комоду. Достав из ящика конверт, она протянула его Пуаро.

– Сначала я расскажу вам, как это письмо попало ко мне.Впрочем, кое-какие подозрения у меня были и раньше. Я же видела, какими глазамимиссис Уэлман смотрела на девушку, ну и, потом, еще наслушаешься всякихсплетен… Да и старый Джерард сам сказал мне – когда заболел, – что Мэри не егодочь. Ну вот, когда я после смерти Мэри убиралась в сторожке, то в ящикекомода, среди вещей старика, наткнулась на письмо. Вы видите, что написано наконверте?

Пуаро прочитал надпись, сделанную выцветшими чернилами:

«Для Мэри – переслать ей после моей смерти».

– Это написано давно? – спросил Пуаро.

– Письмо писал не старый Джерард, – пояснила Хопкинс. – Ононаписано матерью Мэри, которая умерла четырнадцать лет назад. Написано длядочки, но старик засунул его в ящик со своими вещами. Мэри это письмо так и неувидела, и слава богу! Девушка она была гордая, и, по крайней мере, ей непришлось ничего стыдиться. – Она немного помедлила, словно не решалась говоритьдальше, но затем все-таки продолжила свой рассказ: – Оно было заклеено, но… ноя вскрыла его и тут же прочитала, хотя, наверное, этого делать не следовало. НоМэри была мертва, а я примерно догадывалась о том, что было в письме… ну ивсе-таки прочла – оно же теперь было вроде как ничье. А порвать его мне былокак-то неловко – какое я имею право. Да что я все говорю и говорю, лучшепрочтите сами.

Пуаро вынул из конверта листок бумаги, исписанный мелкимиугловатыми буквами:

«Мной здесь изложена вся правда на тот случай, если онакогда-нибудь понадобится. Я служила горничной у миссис Уэлман в Хантербери, иона была ко мне очень добра. Я попала в беду, но она меня не выгнала и сновавзяла на службу, когда все миновало, но ребенок умер. Моя госпожа и сэр ЛьюисРайкрофт любили друг друга, но они не могли пожениться, потому что он уже былженат и его жена находилась в сумасшедшем доме, бедная леди. Он был настоящийджентльмен и очень любил миссис Уэлман. Его убили. А вскорости после тогогоспожа сказала, что ждет ребенка. Потом она уехала в Шотландию и взяла меня ссобой. Девочка родилась там, в Ардлокри. Боб Джерард, который бросил меня,когда я попала в беду, снова начал мне писать. Мы договорились, что поженимся,будем жить в сторожке и он будет считать дочь своей. Если мы будем жить вусадьбе, то никому не будет казаться странным, что миссис Уэлман проявляет кдевочке интерес, помогает ей получить образование и заботится о ее будущем. Онасчитала, что будет лучше, если Мэри никогда не узнает правды. Миссис Уэлмандала нам значительную сумму денег; но я бы помогла ей и без этого. С Бобом мыживем дружно, но он так и не полюбил Мэри. Я за всю жизнь никому и словом необмолвилась про то, как оно все было на самом деле. Однако на тот случай, еслия умру, пишу истинную правду, чтобы снять с души грех.

Элиза Джерард

(урожденная Элиза Райли)».

Эркюль Пуаро глубоко вздохнул и сложил письмо.

– Что вы собираетесь делать с этим? – встревоженно спросилаХопкинс. – Теперь никого из них не осталось в живых. Стоит ли ворошить прошлое?Миссис Уэлман все очень уважали, никогда не слышали о ней ни одного дурногослова. Вытаскивать на свет божий эту старую историю – просто жестоко! И вотношении Мэри – тоже. Она была славной девушкой. Зачем кому-то знать, что онабыла незаконнорожденной. Пусть мертвые спокойно спят в своих могилах – вот чтоя скажу!

– Нужно подумать и о живых, – заметил Пуаро.

– Но это же не имеет никакого отношения к убийству, –возразила сестра Хопкинс.

– Я в этом совсем не уверен, – с сумрачным видом сказалПуаро и направился к двери.

Когда он ушел, сестра Хопкинс долго смотрела ему вслед,открыв от изумления рот.

Пройдя некоторое расстояние, Пуаро вдруг услышал за спинойчьи-то нерешительные шаги. Обернувшись, он увидел Хорлика, юного садовника изХантербери. Тот смущенно теребил в руках свою кепку.