(21 час 0 минут до окончания аукциона)

Иудейская пустыня, к западу от Мертвого моря

Израиль

Абиху аль-Мусак спокойно сидел, не обращая внимания на праздничную суету вокруг. Укутавшись в красно-белую куфию так, чтобы скрыть свое характерное лицо, он украдкой наблюдал за окружающими.

«Эти варвары ничего не смыслят в музыке».

Аль-Мусака раздражали однообразные заунывные звуки рабабы, струнного инструмента, чем-то напоминающего гитару, особенно когда им начинали вторить бессмысленные завывания, которые бедуины называли пением.

Что они имеют против стульев? Человеческое тело не предназначалось для того, чтобы сидеть на земле, – по крайней мере, это осталось в прошлом.

«Мы уже выросли из всего этого. У нас есть инструменты, так сделайте же стол или табурет! Неужели моя мать в детстве вела такой образ жизни? Это же сплошные мучения! Однако все окружающие, похоже, довольны. Наслаждаются праздником».

Юноши принесли новую порцию менсефа, и те, у кого не было желания курить кальян, принялись накладывать себе на блюда добавку. От нескончаемых разговоров, музыки и дыма кружилась голова, но аль-Мусак оставался сосредоточенным. Он пристально следил за Хаджи аль-Асимом с тех самых пор, как утром вместе с матерью приехал в лагерь на стареньком «форде». Его встретили как дальнего родственника.

Для мужчины, собирающегося взять в жены хорошенькую молодую девчонку, Хаджи выглядел несколько подавленным. Он совсем не смеялся. Почти ничего не говорил. Не старался играть роль щедрого хозяина, окруженного множеством гостей.

Да, похоже, его мысли были заняты чем-то другим.

Мимо откинутого полога шатра прошли несколько женщин, внутрь со словами приветствия вошел молодой мужчина.

Все, кроме аль-Асима, относились к происходящему как к обычной свадьбе, веселому празднику. Неужели Хаджи подозревает, что аль-Мусак уже здесь? И думает о том, какие беды навлек на все племя своим безрассудным поступком?

«Теперь уже ждать осталось совсем недолго, друг мой. Конец будет таким, какого жажду я, – или таким, какого ты боишься больше всего на свете».

* * *

26 января 2007 года, 15.03

(19 часов 27 минут до окончания аукциона)

Иудейская пустыня, к западу от Мертвого моря

Израиль

Когда Джейме уже начало казаться, что пир никогда не кончится, Йоханна наклонилась к своей соседке и спросила:

– Как ты думаешь, по случаю такого торжественного события Хаджи покажет шкатулку?

Женщина, смеявшаяся мгновение назад, внезапно стала серьезной.

– Полагаю, Хаджи позволит взглянуть на нее только своим близким, – сказала она. – К сожалению, он никогда не показывал эту вещь людям из других кланов. Но именно шкатулка принесла нам счастье. Она сохранила нашу свободу, в то время как все остальные племена загнали в убогие поселения. Однако мужчины говорят, что Хаджи вознамерился продать шкатулку. – Женщина помолчала. – Мы не хотим в это верить. Он ни за что не пойдет на такое!

– Значит, мы все же сможем увидеть шкатулку? Девочки в школе расписывали ее такими восторженными словами.

– Как знать. Быть может, завтра Хаджи достанет шкатулку. Как-никак это же его собственная свадьба!

Джейме обвела взглядом женщин, находящихся в шатре, пытаясь определить, не уделяет ли кто-либо повышенное внимание к этому разговору.

– А какую еще удачу принесла шкатулка? – тихим голосом спросила Йоханна у двух девочек, учившихся у нее.

– Она сделала нас богатыми, – ответила Рабина, словно повторяя заученную фразу.

Но у Сафии зажглись глаза, и она прошептала:

– Шкатулка дала нам лошадей.

Смущенно улыбнувшись, девочка потупилась, словно стесняясь своих чувств.

* * *

26 января 2007 года, 17.25

(17 часов 5 минут до окончания аукциона)

Иудейская пустыня, к западу от Мертвого моря

Израиль

«Я хоть когда-нибудь смогу избавиться от этой козлиной вони?»

Фрэнк Макмиллан сидел на подстилке из козьей шерсти. Перед этим ему пришлось пройти вброд через целое море коз, чтобы добраться до шатра, и вот теперь, протянув руку к общему горшку, он достал кусок козлятины, сваренной в козьем молоке.

«Так, я жду не дождусь, что же будет на десерт».

Что ж, по крайней мере, руки у этих дикарей довольно чистые. Этого ведь требует традиция, так? Все же Макмиллан, не собираясь рисковать, предварительно принял лекарство, чтобы ему не стало плохо от еды и питья.

Фрэнк проехал на джипе много километров по пустынной, унылой дороге, чтобы добраться до лагеря бедуинов. Вокруг простиралась голая каменистая пустыня, и у него мелькнула мысль, что лунный пейзаж, пожалуй, выглядит более гостеприимным.

Однако, когда Макмиллан приехал в лагерь, Хаджи аль-Асим принял его очень радушно. Господина Ганса Миндхардта пригласили присоединиться к трапезе, после чего ему предстояло встретиться наедине с главой клана.

«Эти люди считают, что живут как короли… Быть может, в сравнении с другими бедуинскими племенами это так».

Гости, сидящие вокруг, громогласно похвалялись своими подвигами и ловкими сделками.

Макмиллан не понимал бо́льшую часть того, что они говорили, но мужчина, расположившийся рядом, высокий и темноволосый, в белой с черным куфии, переводил ему на сносный английский.

Как сложится судьба племени теперь, когда шкатулку приходится продавать? Похоже, все разговоры вертелись именно вокруг этого. Один старик сделал знак, отгоняя злого джинна. Другой обозвал его суеверным, заявив, что вырученных от продажи денег хватит, чтобы защититься от всех врагов.

– Я слышал, что эта шкатулка, украшенная драгоценными камнями, принесла племени удачу, – обратился Макмиллан к бедуину, так любезно переводившему разговоры окружающих. – Разумеется, мне как ювелиру это очень интересно. Как вы полагаете, я смогу ее увидеть?

Пристально посмотрев на него, бедуин чуть склонил голову набок и сказал:

– Возможно, если вам улыбнется Аллах.

Почувствовав у себя на плече чью-то руку, Макмиллан обернулся и увидел позади Хаджи аль-Асима. Тот кивком предложил ему следовать за собой. Встав, Фрэнк протиснулся между двумя пестрыми коврами, выполняющими роль перегородки, в отдельное помещение. Судя по всему, это были личные покои Хаджи. По бедуинским меркам они оказались роскошными, украшенными мягкими коврами, с маленьким шкафчиком и письменным столом с креслом.

– Господин Миндхардт, вы последний из трех ювелиров, показавших мне свои изделия. Ваши коллеги предложили нечто необыкновенное. Чтобы одержать над ними верх, вам потребуется показать что-то непревзойденное.