— Что ты хочешь? — спрашиваю я, наконец-то устав от тишины. В отличие от последнего визита, он не протестует, когда я включаю прикроватную лампу.

Тусклый свет заливает комнату. Маттео подается вперед, его темные глаза опускаются.

Я заснула в одном из купленных мною комплектов шелковой пижамы. Некоторые женщины могли бы ахнуть и поспешить прикрыться. Я говорю, к черту это. Пусть он посмотрит, увидит то, чего у него никогда не будет.

Откинув одеяло, я опускаю ноги на пол и встаю, вытягивая руки над головой. Шелковый материал моей ночной рубашки задирается, открывая половину моего живота сварливому вампиру. Может быть, ночь делает меня храброй — или у меня серьезный недостаток самосохранения, — потому что я с важным видом подхожу к нему, еще больше покачивая бедрами. Подходящие шорты задираются вверх по моим бедрам. Я ухмыляюсь, когда Маттео замечает всю мою плоть, выставленную напоказ.

Интересно, не потеряла ли я его окончательно?

Маттео не двигается, пока я не оказываюсь перед ним. Он откидывается назад, упираясь руками в подлокотники стула и поднимая подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом.

Я кладу руки на бедра.

— Почему ты ведешь себя жутко?

Его глаза сверкают раздражением.

— Я не веду себя жутко. — Его грубый голос скользит по моей спине. Должно быть незаконно, чтобы мужской голос был таким глубоким и полным мрачных обещаний.

— Наблюдать за мной, пока я сплю — жульничество следующего уровня, Маттео.

Одна сторона его рта изогнулась.

— Ты бы предпочла, чтобы я посмотрел на тебя через камеру?

Я скрещиваю руки под грудью, целенаправленно поднимая их вверх. Как и было предсказано, взгляд Маттео упал на девочек. До этого момента я никогда особо не гордилась своей грудью. B — чашки тоже могут быть оружием.

— Я бы предпочла, чтобы ты вообще за мной не следил, — признаюсь я. — Чего ты хочешь от меня? Почему ты здесь?

Чего хочет Маттео, довольно ясно, по крайней мере, в одном отношении. Меня смущает все остальное, чего он хочет. Почему он хочет привязать меня к себе? Кто я такая и почему он скрывает это от меня?

— Спроси меня об этом еще раз.

Его руки вытягиваются и хватают меня за бедра, притягивая к себе на колени. Мои колени опускаются по обе стороны от его толстых ног, и я упираюсь руками в спинку стула, глядя на него сверху вниз. Голова Маттео находится на одной линии с моей грудью, его дыхание обдувает ночную рубашку, заставляя мои соски затвердевать в ответ.

Очень медленно он отводит взгляд от них, чтобы посмотреть на меня.

— Спроси меня снова.

Я качаю головой, проводя пальцем по нижней стороне его челюсти.

— Если ты думаешь, что все так просто, Маттео, ты сильно ошибаешься. Я ни за что на свете не дам тебе то, чего ты хочешь.

Когда он прикусывает нижнюю губу, я сожалею об этих словах, потому что, черт возьми, он горячий. Я опускаю бедра и сажусь к нему на колени, положив руки по обе стороны от его головы.

Маттео убирает руки, чтобы обхватить мою задницу.

— Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить, малышка. — крепко сжав меня, он перекатывает мое ядро через свое, позволяя мне почувствовать его всего.

Я подавляю стон, потому что, хотя его член впечатляющий и горячий, я с ним не собираюсь спать. Я наклоняюсь вперед, чтобы прошептать ему на ухо.

— Ты должен почувствовать, насколько я мокрая, Маттео, — я прикусываю его за ухо, а затем говорю. — Жаль, что я уже решила не трахать тебя.

Затем я слезаю с его колен и отхожу в сторону. Он не обязан этого делать, но он отпускает меня.

— Ты играешь с огнем, Деми. Я не Кольт и не Грейсон.

Я делаю еще шаг назад, когда он встает.

— Если ты хочешь поиграть в игры, мы можем.

Его руки в мгновение ока обхватывают меня, и он запрокидывает мою голову назад, используя мои волосы как захват. Дразня мою шею своими острыми зубами, Маттео проводит ими по моей коже.

По позвоночнику пробегает возбужденная дрожь, и я облизываю губы в предвкушении. Когда он сильнее вдавливает клыки в мою шею, я таю в его объятиях. Я никогда не думала, что буду отчаянно желать, чтобы меня опустошил вампир, но вот я вся мокрая и нуждаюсь в Маттео, когда он еще даже не укусил меня.

Его рука скользит по моему животу, и он стягивает с меня шорты и нижнее белье. Я задыхаюсь, когда он вводит в меня два пальца, мое ядро сжимается вокруг него, и я бесстыдно прижимаюсь к нему на секунду, забывая, что буквально несколько секунд назад сказала ему, что не дам ему того, чего он хочет.

Я перестаю двигаться, тяжело дыша, закрываю глаза, игнорируя огромного вампира. Он медленно убирает пальцы, и я сдерживаю свой протест.

Мрачный смешок, полный высокомерной энергии большого члена, щекочет мне ухо, вызывая еще одну дрожь

— Давай поиграем, Деметрия.

О, черт возьми, да.

Когда его руки отпускают меня, и он вылетает из квартиры, я хмуро смотрю ему вслед.

— Какого черта? — кричу я, ненавидя то, как сильно мне хотелось, чтобы он подтолкнул меня дальше.

Я хотела, чтобы он пересек черту, которую я провела.

Черт возьми, я хотела, чтобы он облил это бензином и зажег спичку, полностью уничтожив мои жалкие угрозы.

Одно простое обещание быть укушенной ослабило мою решимость ненавидеть его?

Жалкая.

Я провожу рукой по лицу, ненавидя то, насколько я возбуждена. Мои шорты и нижнее белье все еще спущены, поэтому я снимаю их. Прошло много времени с тех пор, как я заботилась о своих потребностях без игрушки, но я знаю, что мне нужно. Скользнув между простынями, я провожу руками вниз по своему телу и просовываю палец внутрь ноющей сердцевины, привлекая влагу к клитору, обводя и надавливая на чувствительный бугорок. Мои руки — всего лишь эхо того, что чувствовал Маттео, но они подойдут.

Когда я вскрикиваю от облегчения, я слышу потрескивание динамика.

Блять.

Я прищуриваюсь, позволяя коварной ухмылке проскользнуть по моему лицу.

Он хотел играть.

Прежде чем он успевает сказать что-нибудь глупое, я снимаю рубашку и массирую грудь, зажимая соски пальцами и издавая горловой стон. Откидывая простыни, я широко раздвигаю ноги, надеясь, что ему прекрасно видно, что я собираюсь сделать.

Белый шум динамика затихает на задворках моего сознания, когда я сосредотачиваюсь на том, чтобы заставить себя кончить снова. Осознание того, что Маттео наблюдает, только придает мне решимости, и