— Только чтобы сказать, что буду рад, если смогу оказать какую-то помощь. Я так понимаю, вы в трудном положении. Наступаете на мозоли иностранному протоколу, а? Не думаю, что от меня будет много пользы, но какой я есть… вот он я. Служивые люди должны держаться вместе, верно?

— Вы, я вижу, артиллерист?

— Был, старина. Был. В отставке теперь, но есть еще порох в пороховницах, надеюсь. — Он озорно, дружески усмехнулся. — Несмотря на ту ночь. Вы не должны судить меня по тому случаю, знаете ли. Плохое шоу. Хотя изредка и можно посмотреть, согласны?

— Значит, вы не постоянный клиент мистера Мейлера?

Крохотная заминка, прежде чем майор Свит ответил:

— Мейлера? О, я понимаю, о чем вы. Или нет? Вообще-то я не выношу этого типа. Я с самого начала с ним ошибся. И все же я должен сказать, что представление было организовано хорошо, даже если я и пил вино, когда оно было красное, но оставим это.

— Я не об алкоголе говорил. Я имел в виду сильнодействующие наркотики. Героин. Кокаин.

— Нет, вы только послушайте! Вы что, хотите сказать, что у Тони продавали эту отраву? В смысле регулярно?

— А вы что, хотите сказать, что вы не знали?

Майор выдержал заметно долгую паузу, прежде чем со спокойным достоинством проговорил:

— В этом не было необходимости.

— Я бы подумал, что это было очевидно.

— Не для меня, сэр. Однако постойте. Погодите минутку. Вы имеете в виду того омерзительного юнца — Дорна. Сожалею, что говорил. Господи боже, да, я, разумеется, знал, что он замышляет. На следующее утро вы все это выявили. Очень ловко проделано, если можно так сказать, хотя фактически я немного задремал. Не все понял, что говорилось.

— Это не первый ваш приезд в Рим, не так ли?

— О, нет. Нет. Я был здесь во время боевых действий в сорок третьем году. И раз или два еще с тех пор. Так и не смог овладеть местным языком.

— Как давно вы знаете Джованни Векки?

Тщательно выбритая челюсть майора приобрела оттенок сливы, и только это выдало его волнение.

— Джованни… сколько? — проговорил он. — О. Вы имеете в виду этого агента.

— Да. Этого агента. Он вместе с Мейлером участвует в торговле наркотиками.

— Боже мой, да что вы говорите!

— Именно это, вы знаете. Они связаны, — произнес Аллейн, мысленно делая глубокий вдох, — с Отто Зигфельдтом.

— А кто это? — спросил майор идеально ровным голосом. — Какой-то даго?[43]

— Он самый крупный из наркобаронов.

— Да что вы говорите!

— По-моему, мне и не нужно этого говорить, верно?

— Что вам нужно сделать, — сказал майор, на пол-октавы повышая голос, — так это объясниться. Мне это начинает надоедать.

— Зигфельдт импортирует морфий из Турции. Обычный маршрут, разными путями, пролегает из Измира через Сицилию — в США. Однако за последний год был разработан альтернативный маршрут: судами ливанского грузового пароходства до Неаполя, а оттуда — торговцами с итальянского побережья до Марселя, где его превращали в героин. Зигфельдт поместил в Неаполе агента, задачей которого было устраивать перевалку груза и следить за ней. Мы считаем, что этот человек — Себастьян Мейлер.

Аллейн некоторое время выждал. Они сидели в пустой курительной комнате гостиницы. В ней пахло мебельным лаком и тканью штор, и она была напрочь лишена какой бы то ни было индивидуальности. Поставив локоть на подлокотник своего неудобного кресла, майор Свит подпер рукой щеку. Возможно, предался каким-то бесцельным размышлениям.

— Выясняется, — продолжил Аллейн, — что одно время Мейлер был женат на той женщине Виолетте. Вероятно, она немного ему помогала. Впоследствии он ее бросил.

— Ну вот, — проговорил майор себе в ладонь, — вы говорите. Угрожала его выдать.

— Очень вероятно.

— Он ее убил.

— В высшей степени вероятно.

— Тогда вот и разгадка.

— Зигфельдту совсем не нравятся агенты, которые запускают лапу в транзитный товар, а затем заводят собственное дело.

— Пожалуй, нет.

— Обычно он их убивает. Руками другого агента. Он посылает к ним шпиона. Иногда шпион оказывается слишком алчным. Он вымогает взятку у… скажем… Джованни? На том условии, что не выдаст Джованни и Мейлера их хозяину. А затем, если только он не по-настоящему умный человек, хозяин вычисляет и его, и его тоже убирают.

Капелька пота скатилась по лбу Свита и повисла на брови.

— В сорок третьем году артиллеристов в Италии не было. Они пришли в сорок четвертом, — сказал Аллейн. — Где вы покупаете ваши галстуки?

— …оговорился, в сорок четвертом.

— Хорошо, — Аллейн встал. — Сколько раз человек может обмануть, — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь, — прежде чем собьется со счета? Какова ваша цена?

Подняв голову, Свит уставился на него.

— Не стал бы я пытаться и бежать. Вы, разумеется, лучше знаете свое дело, но у Отто Зигфельдта длинные руки. Как, по сути, и у Интерпола, и даже у лондонской полиции.

Свит промокнул рот и лоб аккуратно сложенным носовым платком.

— Вы ошибаетесь, — выдавил из себя он. — Вы идете по ложному следу.

— Я слышал ваш разговор с Джованни в кафе «Уединенный уголок» без четверти четыре сегодня днем.

Из массивного горла майора вырвался хрип. В первый раз Свит пристально посмотрел на Аллейна и одними губами произнес:

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— У меня есть перед вами преимущество. Я действительно знаю, о чем вы разговаривали с Векки. Да будет вам, — твердо сказал Аллейн. — Ваще запирательство не принесет вам ничего хорошего. Поймите меня. Я здесь в Риме для того, чтобы выяснить все, что можно, об операциях Отто Зигфельдта. Я здесь не для того, чтобы арестовывать мелких агентов, если только это не поможет мне продвинуть мою работу на шаг вперед. — Он мгновение подумал, а потом продолжил: — И конечно, если только этот агент не совершает какого-то поступка, который сам по себе служит основанием для его немедленного ареста. Думаю, мне известно, что вы замышляли. Думаю, вас послал Зигфельдт, чтобы последить за Мейлером и Джованни Векки и сообщить об их побочной деятельности в Италии. Думаю, вы обманули Зигфельдта и действовали заодно с Мейлером и Джованни, и теперь, когда Мейлер исчез, вы боитесь, что он может выдать вас Зигфельдту. Думаю, вы угрожали Джованни выдать его Зигфельдту, если он не откупится от вас по-крупному. И я думаю, вы планируете свернуть дела и убраться подобру-поздорову. У вас нет ни малейшей надежды. Вы в крайне скверном положении так или иначе, верно? В конце концов, возможно, для вас безопаснее всего, чтобы римская полиция упрятала вас за решетку. Римские улицы будут для вас не слишком безопасны.