– Скажите честно, разве у человечества есть время на постепенную эволюцию? – Кощей сощурился и сразу стал похож на мифического царя обезьян. Лысого и жуликоватого, но тем не менее чертовски мудрого. – Большая часть населения наших мегаполисов давно уже деградировала до состояния червей-паразитов на полуживой стране. Деградация – это тоже эволюционный процесс, заметьте. Плюс и минус в математике равноправны. Да, у этих червей имеется некое подобие морали, которое на самом деле заключается прежде всего в том, чтобы не мешать человеческой цивилизации гнить заживо. Поскольку при распаде социальных организмов выделяется множество вкуснейших с их точки зрения продуктов. Вы понимаете, что они, эти паразиты, по сути дела, уже не люди?

– А вы хотите, чтобы эти черви принялись жрать друг друга? – Бей-Болт, чувствуется, заскучал. Ни пафос, ни ирония собеседника ему откровенно не нравились.

– Пусть, – царь обезьян вдохновенно замахал руками, – пусть жрут! Эволюция как раз и начинается с того, что одни твари изо всех сил жрут других. Любая эволюция для успешной реализации требует голода, а не сытости. Вам привести примеры?

– Не надо, – отмахнулся Бей-Болт. – Только и для ваших разлюбезных аморальных червей голод все равно наступит, хотя бы после того, как труп будет сожран. Другого-то трупа поблизости нет! Так что уж чего-чего, а голода будет предостаточно. И в полном соответствии с вашей теорией червям придется эволюционировать. Но естественным образом.

– А вот тогда будет поздно, дорогой товарищ! Тогда у них не хватит соображалки, чтобы начать грамотно жрать друг друга. И то, что осталось от человечества, вымрет. Птички прилетят и склюют наших беззубых червячков. Откуда прилетят? Да хоть из той же Зоны, там иногда такие твари заводятся, что даже мне страшно становится.

– Что-то я ничего летучего, кроме вертолетов да ворон, там не видел, – засомневался Бей-Болт. – А я в Зоне чего только не видел!

– Ну, если сегодня не летают, – не смутился Кощей, – то это не значит, что завтра не залетают. А потом, птички – это такая фигура речи, вы же понимаете.

Бей-Болт покивал, дескать, чего уж тут не понять. Червяки и птички – это просто фигуры речи. Одна фигура речи жрет другую фигуру. Гармония, словом. Благорастворение, иначе и не назовешь!

– Так что нашу мешкотную эволюцию просто необходимо было подтолкнуть в нужном направлении, – вдохновенно продолжал Кощей. – И хорошо, что нашлись решительные люди, которые это сделали! Честь им за это и хвала!

– Как я понимаю, вы решительно отказываете человечеству в праве развиваться естественным путем, – помолчав, сказал Бей-Болт. – И более того, исключаете эту возможность своими, как вы выразились, «решительными действиями».

– Это и есть естественный путь развития. – Кощею разговор начал тоже надоедать, бесполезный получался разговор.

– Естественным образом развитые люди поняли, что для дальнейшего существования разума необходимо, чтобы сапиенс, исчерпавший резервы развития, сделал очередной шаг по эволюционной лестнице. А поэтому роду человеческому был дан мощный пинок, который заставил человека естественного подпрыгнуть, выругаться и начать превращение в человека меняющегося. Вот так примерно. Жизнь вообще развивается скачками, а скачки в нужном направлении нередко совершаются исключительно после полновесных пинков. Печально, конечно… Но иначе не получается. Вот, скажем, стремление в космос, – Кощей снова воодушевился, – вроде бы благородное стремление, освоение новых пространств, «пыльные тропинки далеких планет», суровые межпланетники в поношенных скафандрах, Анки-звездолетчицы и все такое… Но ведь человек естественный для освоения космоса абсолютно непригоден. И нам с вами это хорошо известно. Хиловат человек естественный разумный для того, чтобы топтать эти самые пыльные тропинки. Так же как и для жизни в глубинах океана. Он и в нормальных-то условиях еле-еле выживает, что уж там говорить про другие планеты или сколько-нибудь серьезные глубины. Человек естественный разумный вынужден отгораживаться от мироздания, оно чуждо ему, ему там неуютно, и поэтому он изо всех сил стремится подстрогать его под себя. А это не всегда возможно. Да и что может быть омерзительнее вселенной, изувеченной в соответствии с человеческими представлениями об удобствах? Кроме того, такая вселенная и сама-то не очень жизнеспособна.

– Стало быть, посторонись, человек разумный, уступи дорогу неразумному, но жизнеспособному мутанту!

– Почему же неразумному? – удивился Кощей. – Вполне разумному, вот, например, мы с вами, мы же разумные. И мы – мутанты.

– Мы с вами продукты естественного отбора, осуществленного Чернобыльской Зоной Отчуждения, – сказал Бей-Болт. – Именно естественного. И весьма жестокого.

– Искусственного, естественного – какая, в сущности, разница! Впрочем, кажется, разговор у нас получился вполне беспредметный. Хотя и небесполезный. Помогать мне, насколько я понял, вы, старые сталкеры, не собираетесь?

– Нет, конечно, – ответил сталкер. – Да, в Москве образуется новая Зона Отчуждения, с этим, увы, уже ничего поделать нельзя. Но ускорять этот процесс… Извините, но мне кажется, что это плохая идея.

– А мне кажется, что отличная! – Александр Борисович подошел к двери в кабинет и слегка приотворил ее. – И что самое главное – моя собственная. До свидания, – церемонно сказал он. – Надеюсь, вам понравится жить в моей Зоне.

– Зря надеешься, – поднимаясь со стула, ответил Бей-Болт. – Тебе и самому не понравится, вот увидишь.

– Отпустил бы ты парня, а, Кощей? – Ведьмак сидел, уставив между колен свою знаменитую «Гурду». – Добром просим, отпусти!

– И куда же, скажи мне на милость, я его должен отпустить? – Кощей подбоченился, выставил из бирюзового шейного платка подбородок, став похожим на клоуна, готового к потешному поединку. Только вот кем-кем, а клоуном он не был. – К папе с мамой? Так папу он уже столько лет не видел, да и раньше папа как-то не особенно переживал за свое чадушко, все бегал по Зоне да песенки распевал. А уж о маме и говорить не приходится. То она к Звонарю прислонится, то к Болотному Доктору, прямо какая-то тонкая рябина, а не женщина! Была у него, конечно, любящая родственница, которая в свое время с успехом заменила и папу, и маму. Зона-Матушка. Только вот уж несколько лет, как он с ней расстался, и возвращаться, насколько мне известно, пока что не собирается. Для него ведь Чернобыльская Зона – это в прямом смысле родина, дом родной, а вот Москва – чужбина. Но в Москве ему интереснее. И еще здесь ему есть хотя бы с кем поговорить, у него есть учитель. Между прочим, без меня бы он в столице просто-напросто сгинул. Вы вообще о чем думали, когда он собрался уйти из Зоны?

Ведьмак промолчал. Только пальцы сжал на эфесе так, что побелели костяшки.

– Я не знаю, о чем вы думали, сталкеры-недоумки, но что не о подростке, который сдуру решил, что он уже взрослый и пора посмотреть, как там, в Большом Мире, так это точно.