– Адрес пробивал?

– Не успел.

– У тебя дома, Григорий Викторович, телефон есть? – взглянул на парнишку следователь.

– Конечно!

– А кто-нибудь из взрослых?

– Отец, если, конечно, не нажрался вхлам и не спит. Тогда звонить бесполезно.

– Попробуем. Как отчество отца?

– Викторович!

– Значит, Колунин Виктор Викторович?

– Да!

– Хорошо!

Воронов по городскому телефону набрал продиктованный парнем номер. Около тридцати секунд в трубке слышались длинные гудки, и Григорий сказал:

– Без толку, уснул уже.

Но абонент ответил. И было заметно, что он пьян:

– Да?

– Виктор Викторович Колунин?

– Допустим, и что дальше?

– Добрый день!

– Здорово. Ты кто?

– Следователь.

– Вы решили и в выходной достать? Я же давал вашим мен… вашим полицейским показания, что ни хрена не видел, кто обносил хату пенсионерки. Спал я. Чего привязались?

– Я вам звоню по другому поводу.

– Какому еще поводу?

– Где сейчас ваш сын?

– Гришка-то? А я знаю? С дружками, наверное, где-нибудь шарахается. А что, – голос Колунина-старшего изменился, – Гришка натворил чего?

– Нет! Пока он ничего не натворил, но если и дальше будет предоставлен самому себе, а вы продолжать пьянствовать, то обязательно натворит и окажется за решеткой. Вам не пить, а сына воспитывать надо. Вы хоть в курсе, что он бросил школу?

– Я ему брошу! Пойдет в сентябре как миленький.

– Ваша супруга пьет вместе с вами?

– Супруга? – переспросил вдруг трезвым голосом Колунин. – Нет, следователь, супруга не пьет со мной. И никогда не пила.

– Так почему она не следит за сыном?

– Потому что умерла она, два года, как умерла.

– Извините, я не знал.

– Проехали. Так чего вы вдруг Гришкой заинтересовались?

– Ничего особенного. Просто мы сейчас всех подростков проверяем. Приказ руководства.

– Так он у вас?

– Григорий скоро вернется домой, и, пожалуйста, будьте с ним помягче, все же это ваш сын.

– А вот как воспитывать родного сына, прошу меня не учить.

– Никто ничему вас не учит, но с завтрашнего дня контроль за вашей семьей со стороны участкового будет усилен. Нарушать законы общежития вам никто не позволит. До свидания, Виктор Викторович.

– Бывай!

Воронов положил трубку, посмотрел на пар-нишку:

– Почему ты не сказал, что у тебя умерла мама?

– А зачем? Вы что, воскресили бы ее?

– Плохо жить с отцом? – вступил в разговор – Рудин.

– Нормально. Он мужик неплохой, только, когда выпьет, злым становится. А до смерти мамки вообще не пил, тогда мы хорошо жили, дружно. Как похоронили мамку, так отец и сорвался. Но не думайте, ругаться он ругается, но чтобы стукнуть? Этого не было.

На сотовом телефоне Рудина прошел сигнал вызова:

– Да? Слушаю! Так… так… понял… это мы знаем… угу… все! Спасибо! – Отключив телефон, он повернулся к Воронову: – Информация по Григорию Колунину полностью подтвердилась. Правду парень сказал.

– А вы думали, я вру? – возмутился парнишка. – Колун никогда не врет! Потому что западло врать. За базары отвечать надо, тогда не будет беспредела.

– Где ж ты слов-то таких нахватался, Гриша? – улыбнулся Воронов.

– Не в школе!

– Это понятно. Улица?

– И что? Улица, между прочим, получше любой школы жить учит.

– Да, придется участковому с тобой серьезно поработать. И с отцом твоим тоже. Но ладно, ты, Гриша, можешь показать место, где к тебе подошел неизвестный?

– Могу, конечно. Там меня Юрок уже, наверное, ждет. Испугается, когда увидит, что меня двое ментов ведут.

– Мы же в штатском.

– Да вас и голыми узнаешь.

– Ты слова-то, Гриша, подбирай! – повысил голос Рудин.

– А то что? Бутылкой шампанского мучить будете? Как те, которых по «ящику» показывали?

– Оставь его, – махнул рукой Воронов. – Он же, как еж, не видишь? Мы для него чужаки. Так, – Гриша?

– А что, свои, что ли?

– Ну, и пусть будет так. А опознать этого мужика ты сможешь?

– Вы его поймайте сначала. И чего он сделал-то? Коробку тетке передал? Это тоже преступление?

– Я задал тебе вопрос, Гриша!

– Ну, коли увижу близко, то, наверное, узнаю, но не обещаю!

– Что, неприметный мужчина?

– Наоборот, волосы черные, пышные, почти до плеч, усики черные, да еще очки зеркальные.

– Думаешь, усы и волосы – бутафория?

– Ясный палец. Кто в жару такие волосы носит? И усы прямые, ровные, так не побреешь. У отца тоже усы, так он, как ни старается, подровнять их до конца не может. А у мужика этого, как нитка.

– А во что он был одет?

– Во что? – задумался Колунин. – Брюки черные, туфли черные, рубаха тоже темная, с длинными рукавами, платок на шее, это чтобы ворот рубахи не запачкать. Мамка тоже так учила делать.

– Значит, получается, человек в черном?

– Ну, да, так и получается.

– А какой у него рост?

– Как отец мой. А тот высокий. Может, головы на две выше, чем я.

– Значит, где-то метр семьдесят?

– Поболе!

– Метр семьдесят пять?

– Где-то так.

Воронов достал фотографию Бестужева, показал парню:

– Это он?

– Не-е, хотя черт его знает, этот без волос и усов.

– Понятно.

– А он на какой машине подъехал? – спросил Рудин.

– Откуда мне знать? Мужик подошел… даже не помню, с какой стороны. Только когда окликнул, я на него внимание обратил.

– Ясно! Ну, что ж, пойдем, покажешь, где он тебе вручил пакет.

– Пойдем. А пятихатку вы себе заберете? Хотя что я дурь гоню? В ментовке всегда карманы вычищают.

– Мне твои деньги не нужны. Получишь деньги обратно. Поработает с купюрой эксперт, и получишь. Вот только пить пиво тебе рановато.

– Так не водка же!

– Э-э, парень, тут ты заблуждаешься. С пива все и начинается. Сначала пивка для рывка, как говорится, потом водочки вдогонку, а в результате к двадцати годам уже алкоголик, и вся жизнь коту под хвост. А у тебя все впереди.