ними не страшно.

Я снова легла на диван. Отец подошел к окну и распахнул плотные шторы. Тут же в комнату с улицы проник тусклый свет. Однако уютнее в комнате не стало. Между мной и отцом вдруг возникло напряжение. Так часто бывало, когда он надолго уезжал, а потом мы некоторое время не могли найти тему для разговора. Особенно когда, возвращаясь, он первым делом проводил время с мамой, а не со мной. И у нас имелся единственный вариант избавиться от этого неловкого чувства…

Папа будто прочитал мои мысли. Он сидел на подоконнике, забавно покачивая ногами, а потом спросил:

– Ну что, прокатимся?

Я оторвала голову от подушки:

– Сегодня?

– А что? Скоро завершать сезон, а мы с тобой и не погоняли как следует. Я же вижу, что ты грузишься, но почему-то не хочешь мне ничего рассказывать. Так проветришь голову хоть… и вдруг надумаешь поделиться тем, что тебя гложет? А?

Мы с ревом проносились мимо освещенных каменных зданий, прохожих, машин. Мокрый после дождя асфальт ярко блестел. Воздух шелестел в ушах, а сердце молотило как бешеное. Город плясал вокруг, сверкая вереницей фонарей и мигающими светофорами.

Миновав спящих сфинксов, мы остановились недалеко от Университетской набережной. Отец даже не старался мне поддаться. К назначенному пункту подъехал первым и теперь, сняв шлем, поджидал меня. Это мне напомнило наши с Йованом гонки на велосипедах. Но раздражения я не чувствовала. Мне не хотелось быть первой в наших соревнованиях. Хотелось просто жить и быть рядом. Я поставила мотоцикл на подножку и подошла к отцу. Тоже стянула с головы ярко-желтый шлем, и мы с папой восторженно переглянулись. Ноги после быстрой езды, как после классных поцелуев, ослабели.

– Ну? Ты надумала мне все рассказать?

Я замешкалась.

– Все в порядке, честно. Ничего такого, с чем я сама не смогу разобраться.

– Не врешь? – Отец внимательно посмотрел мне в глаза.

Я только покачала головой.

– Так, один надоедливый поклонник.

– И я смогу уехать в командировку и оставить тебя со спокойной совестью? Вернусь-то только к Новому году…

– Езжай, конечно! – улыбнулась я. – Я взрослая. Сама справлюсь.

– Знаю я, какая ты взрослая, – рассмеялся отец. – Будто себя не помню в свои девятнадцать. Все тебя считают сознательным человеком, ждут каких-то обдуманных настоящих поступков, а в душе ты все тот же ребенок.

– Возможно, – пробормотала я.

– Но, если что, ты всегда можешь рассказать обо всем маме.

Я молча отвернулась и уставилась на темную Неву. Столько лет отец делает вид, что между мной и мамой нет напряжения. Он будто не хотел в это верить и надеялся, что, когда я стану старше, мои «подростковые заскоки» и протесты против мамы пройдут. Но с годами пропасть между нами становилась только больше.

Отец подошел ко мне, обнял и поцеловал в макушку.

– Помнишь, как в детстве я тебе сказал, что на руках живут микробы, поэтому руки надо чаще мыть. И ты их мыла только для того, чтобы микробы твои стали чистыми и им хорошо жилось.

– Помню, – рассмеялась я. Почему-то снова хотелось плакать. Жаль, у меня больше нет возможности проводить с отцом много времени.

– Маша, а ты ведь и тогда считала себя взрослой.

Нева сверкала вечерним блеском. Совсем скоро она покроется льдом. И мы будем жить одной лишь надеждой на весну…

– Может, сделаем еще кружочек? – предложила я.

Глава пятнадцатая

Бабушка страшно волновалась перед приходом потенциальных покупателей. С самого утра начисто вымыла весь дом. Теперь каждый уголок блестел. Риелтор рассказала, что дом хочет приобрести семейная пара: он взрослый состоятельный мужчина, она намного моложе, кажется, в каком-то сериале снималась. Эта риелтор Таня была той еще сплетницей!

Бабушка суетилась, переставляя вещи с места на место. Мелкий дождь снова шуршал за окном.

– Вот здесь была детская, – вздыхала бабушка, – а здесь ты первые шаги сделала. Не помнишь?

Ожидая непунктуальных покупателей, мы несколько раз успели попить чаю. Бабушка предавалась воспоминаниям:

– Помню, как твоего отца застукали с сигаретами. Ему тогда четырнадцать было. А знаешь, как все вскрылось? К твоему деду друзья пришли с работы, стоят на крыльце, болтают, потом один из них закурить попросил. А этот охламон, папка твой, рядом стоял, уши грел. И на просьбу закурить на автомате во внутренний карман куртки за пачкой полез. Услужливый какой, поганец! Видела бы ты, как у деда лицо вытянулось от удивления.

Она рассмеялась, но глаза у нее были грустными, давно я не видела у бабушки таких глаз.

Дождь пошел сильнее. Калитку мы оставили открытой, и, когда в дверь постучали, обе выскочили из-за стола.

– Я открою! – бросилась я к двери и замерла на пороге, когда увидела Йована. Дождевые капли стекали по его лицу.

– Привет, а ты чего здесь? – спросила я, даже не стараясь скрыть радость в своем голосе. Мы не виделись с того самого дня, когда я была приглашена на семейный обед.

Йован выглядел смущенным.

– Сегодня приехал на электричке, и выяснилось, что ключи от дачи дома оставил. Мама приедет только вечером. Можно у вас переждать?

– Ванечка, ну конечно! – запричитала бабушка. – О чем речь? Садись с нами за стол, чайник горячий… Я сладкий пирог испекла.

– К нам сегодня покупатели придут, – успела шепнуть я, – бабушка крепится, но видно, что она на грани.

Йован стянул мокрый черный анорак и удивленно посмотрел на меня.

– Так зачем же вы его продаете, если бабушка здесь счастлива?

Я воровато оглянулась, но бабушка не обращала на нас внимания. Разливала чай по чашкам, явно думая о чем-то своем.

– Папа считает, что ей сложно следить за домом. А к нам в город она переезжать до последнего не хотела, но он ее уговорил. Здесь ее подруги, и сердце ее тоже живет здесь.

– Тогда тем более не нужно ничего продавать, – беспечно пожал плечами Йован. – Просто приезжайте к ней чаще.

– Но как же… – растерялась я. – Папа уже договорился с покупателями.

Йован внимательно посмотрел на меня, а затем бросил уже на ходу:

– Разберемся.

– Что же ты, Ванечка, зачастил на дачу в несезон? – спросила бабушка, когда мы расселись за столом. Дождь немного утих, но ветер продолжал посвистывать в приоткрытом окне. – Как Маша наша… Говорят, с возрастом к земле тянет, но вы-то для этого больно молоды.

– Это все из-за свежего воздуха, – ответил Йован, не сводя с меня взгляда. Я смущенно опустила глаза. – Здесь лучше думается, когда к семинарам готовишься. Я раньше как-то не ценил загородную жизнь…

– А учеба твоя как? Нравится специальность? – заинтересовалась бабушка,