завести котенка – большая ответственность, а здесь – ребенок. Мама не была готова. И кажется, она такой человек, который никогда и не приготовится к этому… Она ведь так и не смирилась с моим рождением. Мои родители очень любят друг друга. И ребенка всегда хотел папа. Он долго уговаривал маму, а она согласилась, но только на сына… Представляешь, чаще в семьях отцы грезят о сыновьях, а у нас наоборот… И вот у них я получилась. Мама тогда жутко разочаровалась. Бабушка рассказывала, что у нее была сильная послеродовая депрессия и она меня вообще на руки не брала. Говорила: «Унесите ее отсюда, чтобы не орала». И папа с бабушкой уносили. Папа мне все свое время посвящал, если бы не он, не знаю, что из меня получилось бы. А потом у него прибавилось работы, я подросла и как-то сама со всем справлялась. Мы с Ликой один раз разбирали эту тему. Она говорит, что моя мама видит во мне соперницу. Представляешь? Это звучит ужасно, но так и есть. Чем я старше становлюсь, тем очевиднее проигрываю эту войну. В детстве отец во мне души не чаял, мы столько времени проводили вместе… Мама очень сердилась. А сейчас, когда он постоянно в разъездах, мы с папой отдалились друг от друга. И теперь я так боюсь остаться одна, – призналась я внезапно. – Совсем-совсем одна, понимаешь?

В окно хлынул ливень, порыв ветра ударил в стекла. Йован поднялся с дивана и закрыл форточку. Затем вернулся ко мне, сел рядом и обнял за плечи. Я снова почувствовала горьковатый аромат его парфюма – необычный, магический, травянисто-можжевеловый. Так пахнет туманный осенний лес по утрам.

– Ты не останешься одна, – пообещал Йован.

– Твоя мама сказала, что ребенка нельзя испортить лаской. Когда у меня появятся свои дети, я каждый день буду говорить, как сильно их люблю. Хотя иногда мне кажется, я никогда не встречу своего человека… Не скажу, что это главная цель моей жизни, но приятно знать, что ты кому-то нужен. Жаль, что меня трудно полюбить.

– Кто тебе это внушил?

Я пожала плечами и улыбнулась сквозь слезы. Мама. Мама обронила как-то эту фразу, и она гвоздем засела в моей памяти.

– Почему ты плачешь?

– Потому что хочется.

Тогда Йован склонился и поцеловал меня в нос, потом в подбородок и наконец коснулся губами моих губ. Осторожно, мягко, нежно, совсем не так, как это было в первый раз, в сарае. Потом разорвал поцелуй, взял мое лицо в ладони и посмотрел в глаза.

– Не слушай никого, дурочка, – негромко сказал Йован, – тебя можно любить, и восхищаться тобой, и хотеть безумно…

После этих слов я первой приникла к его губам. Йован сразу же ответил на поцелуй. На сей раз мы целовались нетерпеливо, порывисто, жадно. Сердце колотилось как сумасшедшее. Ливень хлестал в окно, где-то вдалеке слышался раскат грома. Я вспомнила про Леню, а еще ту девушку, Арину. Как они с Йованом шли по аллее под одним зонтом, и тогда тоже лил дождь. Йован сказал, что из-за меня расстался с ней… Но я уже ни в чем не была до конца уверена.

Я первая резко толкнула Йована в грудь.

– Это неправильно. Я не рассталась с Леней. Так не должно быть, – проговорила я, тяжело дыша.

– Не должно, – согласился Йован, а его потемневший взгляд говорил об обратном.

Он снова притянул меня к себе, и мы стали целоваться еще отчаяннее.

– У меня крышу сносит, – хрипло проговорил Йован на ухо между поцелуями.

Он запустил руки под мою футболку, и у меня в животе все томительно сжалось. Не знаю, смогли бы мы остановиться, если б в дверь громко не постучали.

– Йован! – послышался голос Александры. – Генрих привез папу и готов отвезти вас в город. Собирайтесь!

К машине мы выскочили под проливной дождь. Налетевший со свистом ветер едва не сбивал с ног. У меня пылали губы и лицо. И сердце чуть не выскакивало из груди.

Да, так не должно быть. Но внутри меня разгоралось и полыхало счастье.

* * *

Всю неделю на улице стояла пасмурная погода. Ночами по карнизам барабанил дождь. Один серый день сменял другой. Единственная причина, не дававшая в такую хмарь падать духом, – скорый приезд отца. Пока не выпал снег, наш с ним личный мотосезон не закрыт. Наконец мы сможем погонять и поговорить по душам.

Разумеется, Йован тоже не выходил у меня из головы. Не было ни одной ночи, чтобы я перед сном не вспоминала о наших поцелуях.

А омрачал все, конечно, Леня. В тот день на даче, когда Леня напугал меня воображаемой девушкой, я твердо решила, что больше не хочу с ним встречаться. Поездка к его сестре и правда об Ольге вышибли меня из колеи. Он псих. Настоящий псих, с которым я не хотела иметь ничего общего. О своем намерении расстаться я сообщила ему и при личной встрече, и по телефону… Только Леня не думал отступать. Он не желал ничего слышать о нашем расставании. Случилось самое страшное – Леня начал меня преследовать.

Первый раз подкараулил у дома. Мы как раз выходили с мамой из подъезда, потому что нам нужно было в одну сторону. Леня сидел на скамейке, подняв воротник плаща, и курил. Мама его, конечно, узнала. Тут же приосанилась и защебетала:

– Ленечка, здравствуй! Как твои дела? Как книга? Давно не был у нас. Почему не заходишь?

Но на сей раз Леня не флиртовал с моей мамой, чем, конечно, сбил с нее спесь. Он ей даже не ответил, будто она – пустое место. Не сводя с меня потухшего взгляда, хрипло спросил:

– Маша, поговорим?

– Ну что ж, вижу, вам нужно посекретничать, – чересчур жизнерадостным голосом проговорила мама. Она не привыкла, что ее могут не замечать. – Марусь, я тогда пойду?

Я тоже ей не ответила, и мама с гордо поднятой головой пошла прочь со двора. Стук ее шпилек еще некоторое время доносился до нас с Леней.

– О чем ты хотел поговорить? – первой спросила я, хотя прекрасно понимала, на какую тему предполагается беседа. Мы сели на скамейку, и я уставилась на асфальт, устланный кленовыми желтыми листьями.

– Маша, ты избегаешь меня?

– Бинго! – горько усмехнулась я.

– Но почему? – искренне воскликнул Леня. Он не понимал, по какой причине мы не вместе. – Все было так хорошо.

– Леня, ты правда не понимаешь? Твоя одержимость Ольгой ненормальна. Я не та девушка, в которую ты уже однажды влюбился. Я тебе неинтересна.