— не алхимик, и философские камни мне и даром не нужны, но идея насчет подземного туннеля мне понравилась. И сейчас мой личный чародейный гомункул роет сеть подземных коридоров, охватывающую все пространство вокруг города. Зачем? Так, чтобы можно было, если Осетровск попадет в осаду, пройти точно под то место, где встанут лагерем осаждающие. И нет: заложить мину — мысль, конечно, прикольная, но нет у меня мин.

А вот Голос — есть.

4

Я еще раз взглянул на флаг — нет, все же красив! — и спустился по крутой лестнице с башни на предвратную площадку, ту, что сразу после захаба. Мимо пробежали, играя, две девчонки. Ав-Ав, мой живой индикатор золота и серебра и Марфушка-Соломинка, дочка плотника, та, что Сухим Словом владеет.

Обе увидели меня, восторженно пискнули, и полезли обниматься. Ав-Ав вообще воспринимает меня, как старшего братика — слава богу, вовсе не в анимешном смысле, она еще маленькая — а Соломинка просто рада сбежать от своего отца, на мой взгляд слишком сурово к ней относящегося. Вон, стоит в стороне, смотрит сычом…

А вон ко мне идет тезка Соломинки, боярыня Марфа. После того случая, как Аглашка нас с Морозовой «поймала» на горячем, Марфа вроде бы как утихомирилась, и попыток соблазнения больше не делала. Хорошо, хоть, не обиделась — девчонки так и не признались, что за наказание они ей придумали, но, похоже, шутливое и необидное — при встречах была вполне дружелюбна…

А вот сейчас она какая-то не совсем дружелюбная… Я бы даже сказал — злая…

— Что случилось, Марфа?

— Беда, Викентий, беда… Посольство от телеутского князя прибыло.

Как знал! Если день сразу не задался — то и потом все пойдет через пень-колоду!

Глава 24

1

Пришла беда, откуда не ждали. Впрочем, тут я, пожалуй, соврал — то, что рано или поздно телеутский князь устроит разборки, было вполне предсказуемо и ожидаемо. А то, что я предпочел не думать об этой проблеме, в надежде, что она как-нибудь сам собой рассосется — это второй вопрос.

Хитрые телеуты не пришли всей толпой под стены Осетровска — иначе я бы их просто увидел с башни — основная масса встала лагерем в отдалении, за горой, а к воротам прибыл только гонец, желающий передать мне послание от князя.

Высокий худой старик в богатых одеждах, расшитых золотом, спокойно восседал, ровный как палка, на коне, ожидая, когда я подъеду к нему. Я выехал из ворот города и остановил коня.

Все вот эти переговоры, договоры, разговоры — терпеть их не могу. Еще и потому, что они напоминают хождение по тонкой дощечке — неловко шагнул, хоть вправо, хоть влево, и полетел вниз. И вроде и падать невысоко, только внизу тебя ждут не мягкие маты, и даже не раскаленные угли, а яма с дерьмом. Один раз упал — и измарался на всю жизнь, никто с тобой дела иметь не будет. А мне нельзя в яму — у меня люди.

Самое простое — сколько человек взять с собой? Возьмешь мало — несолидно, скажут, что это за боярин такой, что у него свита всего из двух калек? Много возьмешь — опять неладно, чего это боярин с собой на обычную встречу взвод стрельцов таскает, боится, что ли?

Да даже — как поговорить с этим послом? Между нами — саженей пятнадцать навскидку, то бишь метров тридцать, кричать — не вариант, значит, нужно подъехать поближе. А — кто должен подъехать? Я? Не много ли чести для какого-то посла? Он? Не умалит ли он этим достоинство своего хозяина?

В итоге я взял с собой трех стрельцов — потому что посла сопровождало ровно столько же — и одного из них отправил к послу, спросить, чего ему, собственно, надо. Конкретно — Нафаню. По двум причинам. Во-первых, он выглядел солиднее всех — насколько я помнил, у телеутов чем старше, тем солиднее — а во-вторых — Нафаня хуже всех знал телеутский. Казалось бы — отправлять нужно того, кто знает язык ЛУЧШЕ, верно? А вот и неверно — тот, кто язык знает плохо, тот и лишнего не сболтнет. Есть, конечно, в таком выборе и свои минусы, но мне он показался оптимальным.

Коротко поговорив с послом — а о чем долго говорить, если твой словарный запас из пары десятков слов? — Нафаня вернулся и сообщил, что посол готов сообщить слова своего повелителя. Но не ему, Нафане, а только самому русскому князю.

То, что «русскому» меня порадовало, значит, как минимум, до телеутского князя не дошел слух, что здесь хозяйничает Эргэдэ-хан. А с другой стороны — насторожило. Какой-то акцент был сделан на этом слове, даже Нафаня это уловил, что честно мне и передал.

Треклятый посол же, сообщив Нафане, зачем он, собственно, приперся, с места не двинулся и ко мне не подъехал. Ладно, теперь наш ход…

Командир моих стрельцов в очередной раз отправился к послу и сообщил, что его хозяин я, то бишь — готов пообщаться с послом, для чего и приглашает его к себе в терем, а, чтобы уважаемый посол не заблудился — предоставляет ему почетный конвой… то есть, сопровождение, в лице четверки стрельцов, которые как раз тут, совершенно случайно, в кустах стояли, конные и оружные. Совпадение, конечно.

Посол понял, что либо он остается здесь торчать, глядя в мою удаляющуюся спину, либо принимает приглашение. Дураком он не был, поэтому степенно кивнул и тронул сапогами коня.

Один-ноль. Кажется…

2

Когда старика-посла ввели под руки в мой терем… не в смысле, тащили, как конвоиры, а поддерживали, со всем уважением к его возрасту, я уже сидел за столом, который специально для переговоров вытащили в зал терема. Встал и поклонился:

— Викентий Георгиевич, боярин Осетровский, приветствует гостя в своем доме.

Вот когда скажешь спасибо всем этим русским заморочкам — кто кого первым приветствует, да насколько низко кланяется. Не проживи я здесь последнюю пару лет — точно встал бы в ступор или накосорезил чего-нибудь неуважительного.

Я указал послу на то самое место, с которого только что встал. Гостю — самое почетное, место хозяина, Пачак коротко прогнал меня по обычаям телеутов, но все равно я опасаюсь, что ляпну что-нибудь оскорбительное. Будем надеяться, что любой ляп спишется на то, что я — все же не местный… Чего это он завис?

Старик и впрямь замер, глядя на