реакцию, активные силы оказываются лишены материальных условий своего осуществления, у них больше нет повода осуществлять деятельность, они оказываются отделенными от собственных возможностей. Итак, мы наконец увидели, каким образом реактивные силы одерживают верх над активными: когда след занимает в реактивном аппарате место раздражения, реакция, в свою очередь, занимает место действия, реакция одерживает верх над действием. Но что самое поразительное, этот способ достижения победы, по сути, сводится к отношениям между реактивными силами; реактивные силы побеждают не за счет того, что образуют более мощную силу по сравнению с силами активными. Даже функциональная недостаточность способности забывать объясняется тем, что в определенной разновидности реактивных сил эта способность больше не находит энергии, необходимой для вытеснения другой разновидности реактивных сил и обновления сознания. Всё происходит между реактивными силами: одни реактивные силы мешают другим быть задействованными, они взаимоуничтожаются. Странная подковерная борьба, которая разворачивается исключительно внутри реактивного аппарата, но при этом имеет различные последствия для деятельности в целом. Мы вновь возвращаемся к определению ресентимента: ресентимент – это реакция, которая одновременно становится ощутимой и перестает быть задействованной. Это общая формула болезни; Ницше не довольствуется утверждением о том, что ресентимент – это болезнь, болезнь как таковая – это одна из форм ресентимента [349].

3. Типология ресентимента[350]

Итак, первый аспект ресентимента – топологический: существует топология реактивных сил – именно изменение их места, их смещение формирует ресентимент. Для человека ресентимента характерно заполнение сознания мнемическими следами, разрастание памяти в сознании. И, конечно, это не всё, что можно сказать о памяти: стоит спросить, как сознание способно создать память по собственным лекалам, память задействованную и почти активную, больше не полагающуюся на следы. У Ницше, как и у Фрейда, теория памяти станет теорией двух видов памяти [351]. Но пока, занимаясь первым видом памяти, мы остаемся в пределах чистого принципа ресентимента; человек ресентимента – это собака той породы, которая реагирует исключительно на следы (ищейка). Он вкладывается исключительно в следы: поскольку раздражение для него локально совпадает со следом, он уже не может задействовать свою реакцию. – Но подобное топологическое определение должно подвести нас к определенной «типологии» ресентимента. Ведь когда реактивные силы одерживают верх над активными этим окольным путем, они сами формируют определенный тип. Мы видим, каков главный симптом этого типа: феноменальная память. Ницше настаивает на этой неспособности забыть что-либо, на этом свойстве ничего не забывать, на глубоко реактивной природе этого свойства, которое необходимо рассмотреть со всех точек зрения [352]. По сути, тот или иной тип – это реальность одновременно биологическая, психическая, историческая, социальная и политическая.

Почему ресентимент является духом мести? Можно было бы предположить, что человек ресентимента объясняется случайным образом: испытав слишком сильное раздражение (боль), он должен был бы отказаться реагировать на него якобы потому, что у него нет сил, достаточных для мгновенного ответа. Поэтому он испытал бы желание мести и в процессе обобщения захотел бы перенаправить эту ненависть на весь мир. Подобная интерпретация ошибочна; она учитывает только количества: а именно количество воспринятого раздражения, которое «объективно» сравнивается с количеством силы воспринимающего субъекта. Но Ницше имеет в виду не количество абстрактно представленной силы, а определенное отношение в самом субъекте между составляющими его силами различной природы: то, что называют типом. Какой бы ни была сила воспринятого раздражения, какой бы ни была совокупная сила самого субъекта, человек ресентимента пользуется последней исключительно для того, чтобы вложиться в след первой, так что он становится не способен действовать или хотя бы реагировать на раздражение. Поэтому ему также не требуется испытывать чрезмерное раздражение. Что возможно, но не обязательно. У него нет больше потребности в обобщении, чтобы воспринять целый мир как объект своего ресентимента. В силу особенностей своего типа человек ресентимента не «реагирует»: его реакции не заканчиваются, они ощущаются, но не задействуются. Следовательно, они обрушиваются на свой объект (каким бы он ни был) так, словно ему следует мстить, словно его непременно следует заставить платить за эту бесконечную отсрочку. Раздражение может быть добрым и прекрасным, и человек ресентимента может испытать его как таковое: оно вполне может не превышать силу человека ресентимента, в абстрактно-количественном плане она вполне может оказаться такой же, как и всякая другая. И всё же человек ресентимента ощутит соответствующий объект как личное оскорбление и бесчестие, так как делает объект ответственным за собственное бессилие вложиться во что-то помимо следа – за качественное или типическое бессилие. Человек ресентимента воспринимает всякое существо и всякий объект как личное оскорбление – строго в той мере, в какой он подвергается их воздействию. Красота, доброта неизменно кажутся ему столь же серьезными оскорблениями, что и претерпеваемое страдание или несчастье. «Ни от чего не можешь отделаться, ничего не можешь оттолкнуть. Всё задевает. Люди и вещи подступают слишком уж – до бестактности – близко; все события оставляют следы; воспоминание предстает гноящейся раной» [353]. Сам по себе человек ресентимента – существо страждущее: склероз или затвердевание его сознания, стремительность, с которой застывает и замерзает в нем всякое раздражение, груз следов, которые его наполняют, – всё это причиняет ему жестокие страдания. На более глубоком уровне память о следах полна ненависти в себе и сама к себе. Она язвительна и уничижительна, потому что принимается за объект исключительно для того, чтобы компенсировать свою неспособность избавиться от следов соответствующего раздражения. Поэтому месть ресентимента, даже когда она осуществляется, остается по сути «духовной», воображаемой и символической. Эта принципиальная связь между местью и памятью о следах не лишена сходства с фрейдовским садически-анальным комплексом. Сам Ницше представляет память как бесконечное пищеварение, а тип ресентимента – как тип анальный [354]. Именно эту кишечную и язвительную память Ницше называет пауком, тарантулом, духом мести… – Мы видим, к чему хочет прийти Ницше: …создать психологию, которая была бы настоящей типологией, установить психологию «на плоскости субъекта» [355]. Даже возможности исцеления будут поставлены в зависимость от преобразования типов (переворачивания и трансмутации).

4. Характерные черты ресентимента

Нас не должно обманывать выражение «дух мести». Дух не делает месть намерением, целью, которая не была достигнута, а, напротив, дает мести средство. Мы не поймем ресентимент, если увидим в нем исключительно желание отомстить, желание взбунтоваться или одержать победу. Ресентимент по своему топологическому принципу приводит к реальному состоянию сил: состоянию реактивных сил, при котором они перестают быть задействованными и уклоняются от действия сил активных. Ресентимент дает мести определенное средство: средство перевернуть нормальные отношения между активными и реактивными силами. Поэтому сам ресентимент