– С тобой ничего не случится.

– Но если…

– Ник сильный.

– Нет. Он сильный для меня. Я даю ему опору. Ева, больше всего я боюсь не за себя. За ребенка и за него.

В этом была вся Фрэн – даже еле дыша, она беспокоилась о других.

– «Если все прочее сгинет, а он останется – я не исчезну из бытия; если же все прочее останется, но не станет его, вселенная для меня обратится в нечто огромное и чужое, и я уже не буду больше ее частью»38

– Да, именно так. Как точно описано! Откуда это? Из этой книги?

– Да.

– Ты должна дать мне ее почитать. Я хочу узнать эту историю.

Страх во мне снова поднял голову, и я напомнила себе, что мои книги не дают осечек. До сих пор не давали.

– Мне пора.

– Не можешь переспорить и поэтому убегаешь? В этом вся ты, Ева. В упор не хочешь признавать, что плохие вещи случаются.

– Не правда. Я знаю, что они случаются.

– Только не с тобой.

– Я знаю, что такое страдания!

Фрэн фыркнула.

– Страдания по Нилу? Уж не из-за желания его неуклюжих поцелуев? Ева, боже, я чувствую себя твоей мамой.

– Ты и ведешь себя как она!

– Прости. И заплети мне уже эту косу, наконец!

Мы еще около получаса поговорили ни о чем, старательно избегая важных тем, а потом действительно пришла медсестра и я засобиралась, тем более что меня ждал Лукас. Уходя, я обняла Фрэн и она, прижавшись к моей щеке, проговорила:

– Пожалуйста, останься такой как сейчас.

– И долго ты еще планируешь молчать, глядя на мои картины?

Я вздрогнула. Действительно, засмотревшись на полотна, я потеряла связь с реальностью. Лукас встал со мной бок о бок.

– На что смотришь?

– На Фрэн. – я кивнула на одну из картин. – Ты ведь не знал ее небеременной. Как у тебя получилось нарисовать ее такой?

На рисунке Фрэн была похожа на Фрэн больше, чем нынешняя. Юная девушка, бегущая по полю цветов от неясной тучи на горизонте. Сейчас мне казалось, что от картины веет угрозой.

– Ну почему не знал. Я приехал, когда у нее и живота-то еще не было. Что-то случилось?

– Не знаю. Нет. Еще нет. Лукас, все идет как-то неправильно, у меня предчувствие.

– Ева, она плохо переносит беременность, ты волнуешься за подругу, это нормально. Но посмотри на ситуацию здраво: Ник сдувает с нее пылинки, целая команда врачей в ее распоряжении. Фрэн вот-вот родит, и скоро вы вместе посмеетесь над вашими страхами.

– Думаешь, я накручиваю себя?

– Ты мастер в этом деле.

– Думаешь, все будет хорошо?

– Наверняка.

Он повернул меня к себе спиной и стал массировать мои плечи и голову. Бояться было так тяжело и поэтому я позволила себе отпустить сомнения и довериться рукам Лукаса. Он хорошо изучил меня и уже скоро я, застонав, выгнула спину, прижавшись к нему бедрами.

Разделись мы быстро. Не теряя времени на поход в спальню, Локи подсадил меня на стол и обхватив за талию, вошел. Я привычно подалась ему навстречу, и мы задвигались в спокойном, размеренном ритме. Все посторонние мысли отошли куда-то далеко и ненадолго я растворилась во власти чувств, запахов и ощущений.

Но вот все закончилось и одновременно вернулась тревога и расслабленное состояние улетучилось в один момент. Мое тело мгновенно напряглось в руках Лукаса.

– Не помогло? – сочувственно спросил он

– Помогло. Только ненадолго. -Я поцеловала его.

– Знаешь, я, пожалуй, поеду домой.

– Я отвезу тебя.

– А как потом вернешься?

– Пройдусь пешком.

Я кивнула. По правде говоря, меньше всего мне сейчас хотелось оставаться наедине со своими мыслями.

Ночь я проворочалась, и наутро я была подавленная, кусок не лез в горло, но часы шли, ничего не происходило и понемногу напряжение меня отпускало. Я почувствовала голод и усталость. Отпросилась у Голда пораньше, сказала Локи, что поеду домой и отправилась спать чуть ли не в восемь вечера.

Спустя сутки тревожной наэлектризованности мне наконец-то полегчало. Ярким солнечным апрельским утром я проснулась с ощущением, что все идет как надо.

Напевая, долго разглядывала два платья – голубое и черное в цветочек, и в итоге выбрала темное. Накрасила ногти лаком глубокого фиолетового оттенка, заплела воздушную косу, подумав, решила, что уже достаточно тепло для легких сандалий. Спустившись к завтраку, я обнаружила за столом только папу, торопливо допивающего кофе.

– Привет! – я чмокнула его в щеку и стащила с тарелки надкусанный сэндвич.

– А где мама?

– Ронни ей позвонила – нога ужасно заболела. Элена повезла её к врачу.

– Да? Как жалко, она же так хорошо поправлялась! А почему не попросила Лукаса?

– Да откуда мне знать, может, не хотела беспокоить.

– Ясно. Подбросишь в школу?

– Ах да. – папа посмотрел в кружку, но больше кофе не нашел. – Голд звонил, говорит, ты срочно ему нужна. Так что школу сегодня прогуляешь.

Дважды уговаривать меня не пришлось и скоро уже папа высадил меня около книжного магазина.

– Мистер Голд, я здесь!

– А почему не в школе? – Роберт удивленно поднялся мне навстречу.

– Ну как же. Вы передали папе, что я срочно вам нужна.

– На самом деле я передал, чтобы ты обязательно зашла ко мне после школы. После. – Многозначительно подчеркнул он.

Я разочарованно застонала.

– Нуу, так нечестно. Я уже настроилась. Мистер Голд, не отправляйте меня в школу, там нечего делать. И папа все равно меня уже отпросил.

Голд поправил стекла своих очков:

– Составишь опись всех журналов Harper’s Magazine за последние с 89 года.

– Мистер Голд! это издевательство! – Эти журналы были нашим с Голдом долгостроем – мы вечно откладывали на потом разбор огромнейшей стопки, и она так и пылилась в кладовке.

– Тогда в школу.

– Вы садист, мистер Голд. Не зря вами пугают непослушных детишек перед сном.

Я направилась в кладовку и выволокла на свет три толстенных стопки макулатуры. Вооружившись тетрадкой и ручкой и не забывая врем от времени демонстративно чихать, я начала сортировать журналы. Как это всегда бывает, в какой-то момент занятие меня увлекло.