очень-то любим. — ответил фон Кутченбах, когда Рек немного поутих, — Иными словами, мистер Дагвард — Вы желаете вернуться обратно в тюрьму? Я правильно Вас понял?

— Можете запереть меня обратно в тюрьму! — в истерической патетике Рек даже принял эффектную (как ему показалось) позу.

— И запру. — спокойно ответил фон Кутченбах.

И действительно отправил Река в камеру в подвале особнячка Штаб-квартиры. Оказавшись под замком Рек одумался было, но уже поздно оказалось.

* * *

Рива с Анкой вышли на берег идеально круглого, как по циркулю очерченного пруда. Этот городской парк больше напоминал какую-то декорацию — идеально подстриженные деревья и кусты, ровные, как по циркулю, пруды, газоны. Но всё-таки это было лучше, чем тесная камера-комната в общежитии. Расстелили плед, Рива достала из корзинки чай в термосе и бутерброды. Неподалёку они заметили ещё несколько таких же пикникующих компаний. Значит — такое было в порядке вещей. Чай был настоящий, с Земли, а вот всё остальное — местные продукты, которые категорически не нравились ни Анке, ни Риве. Анка с тоской рассматривала надкусанный бутерброд. То, что лежало на нём, было, по-видимому, соевым бифштексом, но по вкусу напоминало бумагу. Анка подумала, что то синтетическое мясо, которое приходилось есть на дальних космических станциях и которое было выращено из клеточных культур, было повкуснее, да и питательнее.

— Несчастье человечества. — вздохнула она, — Как они это едят?

Рива выглядела какой-то растерянной.

— Что произошло?

— Я даже не знаю.

-???

— Я не знаю, как про это рассказать и как к этому относиться.

— Давай, как есть.

— Помнишь, ты угостила нас конфетами?

— Ну да! Они что — оказались плохие?

— Нет. Они очень хорошие.

Несколько дней назад Анкин брат Мишка действительно прислал на Счастье Человечества посылку — ящик сладостей. На самом Счастье с этим делом было туго. Обитатели Гаммы-249 сладкого почти не ели. Сладости полагались только по праздникам — и то не всем, а только детям до семи лет, руководителям и ударникам производства. Остальным сладкое было есть вредно. Узнав об этой печальке, Мишка, недолго думая, прислал нежно любимой сестре и её боевым товарищам целый ящик всевозможных сластей. Анка, в свою очередь, щедро отсыпала гостинцев Риве и её коллегам. А Рива пару дней назад решила угостить своих лаборантов и младших научных сотрудников, которые, почти все, были счастьевцами. Собрались вместе, попили чаю с конфетами, принесёнными Анкой. Уже тогда Риву царапнуло, что счастьевцы зорко следили друг за другом, чтобы никто не съел больше других. А на следующий день к ней подошла Гир и сказала:

— У себя там, на Земле, Вы, конечно, можете делать что угодно! А здесь — соблюдайте правила, принятые у нас!

Рива не поняла, в чём дело, тогда Мара Гир объяснила — всё дело во вчерашнем чаепитии. Поначалу Рива подумала, что Мара обиделась на то, что Рива не пригласила её — ведь они работали вместе — и попыталась извиниться, но Мара сказала, что дело не в приглашении.

— А в чём? — продолжала недоумевать Рива.

— Вы нарушили субординацию. Эти люди получили, благодаря вам, то, что им не положено по статусу!

Как выяснилось — речь шла о конфетах! Присутствовавшие при разговоре Звягинцев и Смилянский просто онемели. Рива и сама растерялась.

— Я теперь не знаю, — как мне к ним относиться! Их профессиональные качества нареканий не вызывают, они все крупные учёные, но вот…

— Нравы у них… — подсказала Анка.

— Да! Какая-то постоянная мелочная зависть, ревность, всё время следят, как бы другому не досталось больше. Равенство всех и во всём, а получается — в нищете!

— Они такие завистливые потому что — нищие. Это — нищая зависть. — проговорила Анка, глядя на рябящую поверхность пруда, — И нищая жадность. Жадность, что тебе не достанется, а всё другие унесут. Это от недостаточности здешней жизни.

Рива кивала с грустной задумчивостью во взоре.

— При этом они искренне считают, что так и надо жить! Что их жизнь — самая лучшая и правильная! — говорила Рива.

— И лезут учить других. — добавила Анка, вспоминая свою вылазку в город с Реком и Аз Азелем и более раннюю по времени феерическую драку счастьевских тёток, не поделивших печенье в супермаркете на «Донноде-44».

— А что у тебя вышло с этим Вождём? — спросила Рива.

— Да ничего особенного. Баба его ко мне приревновала.

— Неужели?

И Анка поведала подруге, как было дело, начиная с поездки на плато, куда Март пригласил её сам.

— Он что — на тебя глаз положил?

— А пёс его знает! Но то, что ни одной юбки не пропустит — это факт. Однажды было, правда, я его с бабы сняла. Я, значит, прихожу, а мне Азель говорит, мол, — «Его превосходительство заняты-с». Я говорю, мол, мне плевать, у меня приказ — звать в любое время. И чем таким он может быть занят?

" Он не один!" — это мне Аз Азель говорит.

«С кем это? Даму, что ли, ублажает?» — спрашиваю. Хохмы ради спросила, а этот смутился. А дело было сразу после атаки этих самых. Мы, значит, этого «Железного Феликса» там с ног сбились искать, а он… Вобщем, говорю:

" Зови, а то сама туда пойду. А дамочка подождёт".

Позвал, а куда деваться? И появляется этот товарищ Акдак, в простыне, как римлянин в тоге. И следом фифа его вылетает. Рожа лошадиная, фигура, как ручка от швабры. Я ещё подумала, помню: «Это грудь, или уши спаниеля?»

Рива хихикнула, а Анка продолжала:

— Вобщем, — слухи о том, что этот кобель дерёт всё, что шевелится, похоже, и не слухи вовсе. А эта мадамка ещё на меня рот открывать пытается: мол, что за наглость и всё такое… Тут эти пришельцы непонятные в любой момент вернуться могут, раненых и убитых по всему городу немеряно, а они развлекаются… Я и не выдержала:

«А ты вообще молчи, — говорю, — у него таких, как ты ещё десяток! А я — одна!»

Дамочка сперва остолбенела, а потом — хрясь! — этому красавцу пощёчину. И вон выбежала. Ну всё, — думаю, — обидели мышку, накакали в норку!

Рива хохотала до слёз.

— И тебе это сошло с рук?

— А что?

— А после того, как ты там обматерила его официальную любовницу, он