Черный мертвый лес.

И беспросветная крыша над головой, через которую не видно даже клочка синего неба.

Давно замолчал Войтик. Изредка бросая взгляды на выбивающегося из сил Веселина, подмигивал ему, хлопал его своей лапой по спине и шел дальше, с тоской заглядывая вперед.

Темный брел, как кукла. Шептал что-то невнятное, оглядывался по сторонам, словно пытаясь вспомнить забытое.

Несколько раз откуда-то издалека раздавалось глухое волчье ворчание. Войтик вздрагивал и бросал быстрые взгляды на Стаса. Но тот шел так, словно не слышал ничего.

– Рано, Леша. Пока не отыщем их нору, возвращаться нельзя. Все равно найдется какая-нибудь полянка. Тогда и отдохнем, – и, заглянув в Лехины усталые глаза, признался: – Мне и самому не по себе. Постоянно вижу на себе чей-то взгляд. Высматривают, выжидают.

Позвал глазами посреди воев волхва.

– Пивень, ты как?

– Пакостно, – пыхнул в бородищу волхв. – Будто в душу иголками колют.

– И все равно – рано. Иначе будет поздно.

– Заговариваешься. То рано, то поздно. Выбери что-нибудь одно.

И снова угрюмый волчий рык.

Стас замер и прислушался.

Дернулась губа. Короткое сдержанное рычание.

Войтик переглянулся с Грузднем и с опаской посмотрел на Стаса.

Пивень со страхом отшатнулся в сторону.

– За мной, по одному. И не высовываться. Груздень, Пивень… Леха замыкает. Ну, что вызверились. Волки на охоту вышли. А мы под них сработаем, – неуклюже попытался оправдаться Стас. – Или сами на утиной охоте селезнем не кричали?

Не Бог весть, какое оправдание, но уж лучше такое, чем никакого.

Леха просек что-то, но помалкивает.

Впереди просвет. Поляна?

Воздух вокруг нее искрится, как снег. Кристалликами висит… Играет, светится разноцветными огнями. Электрическое поле? Не похоже. Как его удержать тончайшей пленкой? Всполохи пляшут, как Северное сияние. А за ней – непроглядная тьма. Нет. Почему непроглядная? Во всполохах силуэты темнеют. Четко. Без суеты. Как на заводском конвейере.

Шаги за спиной стихли.

– Темный. Слышь, Темный, – любопытство сильнее всякой усталости. – Отсюда шли?

Но Темный молчит.

Наглухо заблокирована память у парня.

Сам не мог достучаться. Не мог, сколько не пытался.

Свечение увеличилось. Силуэты исчезли. А за ним снова только чернота. Глухая. Непроницаемая.

И полыхнули молнии. Разом. И во все стороны. Словно взрывом разбросало его малочисленный отряд. Кто за спиной застонал. Хруст? Свист?

Подвело любопытство. Высунулся.

– Ложись! – крикнул он, падая на нестерпимо колючую траву.

И новый залп. Нацеленный залп из всех крепостных орудий сразу.

Сфера чуть потемнела. И новый залп.

Прямой наводкой.

Плазменные орудия у них, что ли?

Или лазером поливают?

Как там у фантастов? Бластеры и электромагнитные ружья.

– Леха! Отводи ребят. Головы не поднимать. Задницы из травы не показывать!

– А ты?

– Молчать! Это приказ!

– Командир…

Не умеет волхв говорить шепотом.

Шарахнут на голос. Ну вот! Так и есть.

– Пивень, командир Алексей! Если что, не продаст. Хоть и баламут, но калач тертый. Все. После залпа уходите.

– А ты?

– Приказ!

Голос Стаса скрипит, как железо. До нутра пробирает.

Залп!

Леха успел заметить, как тугой пружиной взлетело из травы тело Стаса, в доли секунды пролетело над землей несколько десятков метров. Угрюмый волчий вой, вой безжалостного вожака стаи разорвал вязкую тишину мертвого леса…

Толчок. Тело перевернулось в воздухе и головой вперед вонзилось волчьей тенью в пылающую нестерпимым белым светом стену.

И, словно повинуясь этому древнему, давно забытому зову далеких предков, из-за деревьев над распростертыми телами воев бесшумно пронеслась волчья стая и исчезла там, где мгновеньем раньше скрылся Стас.

Запоздало полыхнул залп.

– Уходим, братцы.

– Но как же…

– Приказ Груздень – закон для подчиненного! – припомнил Леха строку из армейского Устава. – Командир любит пошутить сам, но шутки подчиненных понимает плохо. Считайте, что это его очередная шуточка. Прикол! Говоря на понятном и доступном языке нашего Толяна. Ползком и сразу бросок. Уходим из-под удара и ждем.

Залп! Бросок…

И сразу – пузом на колючки.

Упали. Затаились. Бросок…

Пивень повернулся к Лехе. Борода зацепилась за колючки. Выматерился от всей души. Дернул головой, оставив клок бороды на колючках.

– А может, вслед за ним, Алексей? Пока они с ним тары-бары разводят, на нас и не оглянутся. Как ты думаешь?

– Не думаю, – отрезал Леха. – Выполняю.

– Это еще надо посмотреть, кто с кем разводит эти самые тары-бары, – хохотнул Войтик. – Вслед за ним такие ребята в нору прошмыгнули, что я бы лучше в сторонке постоял.

Толян поднял головы, смахнул рукой с лица кровь.

– Всю физию о колючки ободрал. Леш, мы командира бросим что ли? На крайняк – у нас с тобой стволы на кармане.

Груздень бросил исподлобья на Леху хмурый взгляд.

– Полезем, Алексей?

– Я тебе полезу. Ждем. А сунуть башку туда всегда успеем, – грозно предупредил он. – Только кажется мне, ребята, что там сейчас черепки в разные стороны летят. Он, когда разозлят, охоч до посуды. Ждем! Ну, что я говорил? Добрался до посуды…

Неистово опалил глаза белый свет. И Стасу показалось, что на какое-то время он ослеп. Тело вопреки всем понятиям не разрывала боль. Его вообще не стало. Разлетелось в прах, на разрозненные кусочки тряпочки. Падал в бездонную яму без парашюта. Мозг отдельно. Сам по себе. А все остальное – тоже отдельно. И ненавистный палящий свет перед глазами. Или где?

Судорога выламывает кости.

Значит, это еще не тот свет, который в конце тоннеля. Рухнул сразу на все четыре лапы. Оглядываться будем потом. Время будет.

Прыжок.

Брызнула кровь из разорванной вены.

Ослепительно белый, сверкающий умопомрачительной чистотой зал. Высокие, одетые в такие же ослепительно белые одежды люди.

Не люди – враги. Добыча.

Удар грудью. Трещит грудная клетка. Чужая. Ненавистная. Хилые у них косточки.