Да, сколь же все это было ново! Поначалу ему показалось, будто он снова невдалеке от родной деревни, однако гор такой огромной величины нигде поблизости от Серама не имелось. Сказать по правде, окрестные земли не походили ни на одни из тех, где ему довелось побывать.

Небо было затянуто пеленой облаков, но это ничуть не мешало, глядя вдаль, дивиться красотам горной земли. Нет, определенно, он не вблизи от Серама, Кеджана и прочих мест, о которых когда-либо слышал. Возможно, Мендельн сумел бы…

Мендельн! Как мог он забыть о брате?

В панике Ульдиссиан завертелся волчком, заозирался в поисках хоть какого-нибудь следа… но нет, в этой чужой земле он оказался один.

– Мендельн! – взревел старший из сыновей Диомеда во всю силу легких. – Мендельн!

Однако отклика не последовало, и тогда он решил сменить тактику.

– Ратма! Где ты там, провалиться тебе на месте? Вам с этой тварью нужен я – так вот я, здесь! Отпустишь брата – я твой! Что скажешь?

Крик его загремел, заскакал среди скал гулким эхом. Оглядевшись еще раз, Ульдиссиан остановил взор на одной из горных вершин – куда выше и шире всех прочих, будто царица среди цариц. Чем дольше смотрел он на эту гору, тем сильнее его влекло к ней.

Красочно, замысловато выругавшись в адрес Ратмы с Траг’Улом, Ульдиссиан повернулся к горе спиной. Если гора таким манером взывает к нему, ничего хорошего от нее не жди. Медленным шагом двинулся он по покатому склону прочь от странной горы, радуясь, что не сменил привычной одежды на тораджанское платье. Тонкие, воздушные, одеяния тораджан совсем не годились для здешних краев. Да, согреться он мог без труда, однако в рубашке, в штанах и сапогах на сердце становилось как-то спокойнее.

Взойдя на вершину холма, у подножия коего очутился, вырвавшись из царства тьмы, Ульдиссиан принялся и взглядом, и мыслью искать поблизости хоть какое-нибудь человеческое жилье. Однако если люди в этих краях и жили, то прятались от чужаков – надежнее некуда. Видел и чуял он только деревья, холмы да все ту же гору.

Ульдиссиан оцепенел.

Да, гору. Причем не какую-нибудь, а тот самый пик, от которого он хотел уйти.

– Новые шутки! – прорычал он, подняв взгляд к хмурому небу в поисках сказочного дракона. – Я же сказал: хватит! Нужен я тебе, так иди же сюда!

Но сколько бы его голос ни отдавался эхом среди каменных склонов, ответа вновь не последовало. Ничего не дождавшись, Ульдиссиан решил привлечь их внимание наверняка.

Призвав на подмогу всю волю, он что было сил хлопнул в ладоши.

Хлопок прозвучал, точно гром с неба, так громко, что дрогнули и деревья, и камни – раз, другой, третий… Казалось, над землей пронесся невидимый ураган необычайной силы.

Не сомневаясь в успехе, Ульдиссиан подождал… но после дюжины-другой вдохов никто так и не объявился.

– Будь же ты проклят, Ратма! – взревел Ульдиссиан.

Однако ярость его быстро иссякла, и отголоски крика утихли всего лишь после трех-четырех повторений.

Сломленный, Ульдиссиан опустился на землю перед каменным выступом и спрятал лицо в ладонях. В который уж раз он был твердо уверен, будто сумеет одолеть ополчившихся на него, и жестоко ошибся!

И вдруг земля ни с того ни с сего содрогнулась вновь. Быть может, его старания породили обвал, а то и землетрясение? Не зная толком, на что решиться, Ульдиссиан вскочил на ноги и обнаружил, что содрогания земли сосредоточены только поблизости от него.

Точнее сказать, берут начало под каменным выступом, что у него перед носом.

Попятившись прочь, он почувствовал, что и сзади земля поднимается кверху. Тем временем каменный выступ впереди вспучился, сделавшись вдвое выше Ульдиссиана и почти вдвое шире. Вершина его округлилась, принимая некое подобие головы.

В следующий же миг «голова» украсилась парой открывшихся глаз – темно-карих, почти человеческих. Покосившись направо-налево, неведомое создание опустило взгляд и уставилось на Ульдиссиана, замершего в изумлении.

Поросшая редкой травой, земля на вершине холма раздалась, и каменный выступ шагнул к нему, роняя по пути огромные глыбы камня пополам с клочьями дерна. Еще шаг… и снова на землю посыпались камень да дерн.

Обзаведшееся парой толстых, могучих ног, неведомое создание отряхнулось, точно пес, вылезший из воды. Камни и куски дерна брызнули во все стороны – в том числе и в сторону Ульдиссиана, оправившегося от изумления как раз вовремя, чтоб отразить самые увесистые.

От туловища отделилась рука, а за нею – вторая. Каменный великан бросил взгляд на тупой, скругленный конец первой, и камень руки треснул, образуя хваткие пальцы, а мгновением позже – ладонь. Затем те же превращения претерпела вторая рука.

Ульдиссиан вжался спиной в земляную стену, возникшую позади, но более ничего предпринимать не спешил. Если демон намерен напасть, то он слишком уж туго соображает… да и вообще, скорее, пробуждается от долгого сна, чем проявляет враждебность.

Великан размял пальцы, а затем осмотрел собственное тело, да так, словно видел его в первый раз. Глядя на него, Ульдиссиан мог бы поклясться: глаза демона исполнены невыразимой тоски.

И тут существо из земли и камня заговорило. В нижней части его головы разверзлась трещина, а из той трещины зазвучал голос.

– Кхххто-о-о… ттты-ы-ы? – медленно проговорил великан.

Казалось, на каждом слоге он прочищает горло, безмолвствовавшее многие сотни лет.

– Кхххто-о-о… ты? – яснее, увереннее повторил великан. – Кто ты, назвавший имя… имя, которого я… не слышал с давних-давних времен?

Едва голос каменного создания обрел силу, Ульдиссиан вспомнил, что уловил в его взгляде. Скрежещущий, точно щебень, этот голос тоже звучал почти по-человечески.

– Кто ты? – в третий раз повторил великан. – Кто ты, назвавший имя… имя Ратмы?

– Зовут меня Ульдиссианом уль-Диомедом, и если ты служишь Ратме, то берегись: любви к твоему господину я не питаю!

Великан окинул Ульдиссиана пристальным взглядом. Сын Диомеда изготовился к бою, но что-то его удержало, помешало ударить первым.

Внезапно причудливое создание зарокотало, заскрежетало, и мало-помалу эти звуки преобразились в нечто знакомое… в смех.

– Как же я рад… на время проснуться… хотя бы только затем, чтоб услышать вот это…

Великан покачал головой, снова обдав все вокруг комьями земли пополам с каменным крошевом.

– Ратма! Нет, этот… он шуток вовсе не понимает! Он бы, пожалуй, обиделся… а что до меня… Нет, малыш, как тебя… Ульдиссиан уль-Диомед! Ха! Какое… какое длинное имя для моей… пересохшей глотки! Этому, вечно хмурому я… не слуга… я был… и остаюсь… Бул-Катосом…

Имя свое он произнес так, будто Ульдиссиан должен немедля узнать его и изумиться. Однако, не видя в бывшем крестьянине ни малейшего удивления, Бул-Катос утратил немалую долю веселья.