— У меня из головы не выходит только одна девчонка… И она сейчас стоит прямо передо мной, — произносит Картер, обнимая меня.

— Тогда я не понимаю почему ты злишься! — не выдерживаю я.

— Не знаю, Онил, — честно признаётся он шёпотом, касаясь губами моего уха.

Меня окутывает приятное волнение.

— Сам понять могу… то ли из-за того, что ты не послушала меня, — он утыкается носом в мою шею, и толпа мурашек разбегается по телу, — то ли во всём виновато это чёртово платье.

Я перестаю дышать и застываю, когда он вдруг отодвигается и смотрит мне прямо в глаза.

— Ты же понятия не имеешь о том, насколько хороша, — он откровенно разглядывает мою фигуру, смотрит сверху вниз и обратно, а затем останавливается на лице.

Я молча слежу за ним, чувствуя странное предвкушение в груди. Он поднимает ладонь и касается моей скулы. Легонько проводит большим пальцем, гладит нижнюю губу, наблюдая за тем, что делает. Его глаза горят, взгляд обжигает, обещая мне так много, что я на секунду теряю саму себя. Этот парень минуту назад злился и спорил, а теперь его настроение совершенно изменилось.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Поцелуй меня, Роуз, — тихо просит он, оставляя всего пару сантиметров между нами.

Хочет инициативы с моей стороны, а из меня так себе соблазнительница. Как ни смешно, но мой настоящий первый поцелуй был именно с ним, тогда в лесу.

Он всё ещё ждёт, и я нерешительно тянусь к нему, закрывая глаза. Никогда не думала, что так сложно сделать первый шаг. Медленно прижимаюсь к его губам, чувствуя как собственное сердце колотится словно сумасшедшее. Несколько томительно долгих секунд ничего не происходит, и на меня накатывает волна разочарования. Щёки горят от стыда, потому что боюсь, что сделала что-то не так. Потому что ждала, что он ответит, но этого не произошло. Хочу отодвинуться, сбежать от него, но он не даёт и клянусь я готова расплакаться от обиды.

Всё меняется почти мгновенно, в тот момент, когда я уже ничего не жду. Он сжимает меня в кольце своих рук и страстно целует, толкая к машине. Умело дразнит: сперва касается моих губ нежно, но тут же срывается, беспощадно прихватывая зубами. Ласкает языком, углубляя наш поцелуй.

Обхватывает моё пылающее лицо ладонями, отклоняется и мучительно долго смотрит мне в глаза. Я робко обнимаю его за шею, провожу по волосам на затылке и вижу, что ему это нравится.

Вечерний город словно совсем затих, и я ничего не слышу кроме оглушающего стука собственного сердца.

Он снова наклоняется ко мне, целует: нетерпеливо, горячо. Руки скользят по моему телу, и мы вздрагиваем, когда его ладонь касается кожи на моём бедре.

Наши тела так близко, что это дурманит. Мы оба тяжело дышим, но не можем оторваться друг от друга ни на секунду.

Я судорожно хватаю воздух, чтобы снова поймать его дерзкий поцелуй и резко выдыхаю, когда он неожиданно переключается на мою шею: мучает нежную кожу, слегка прикусывая и тут же лаская. Медленно повторяет всё это заново, и я слышу свой тихий стон будто со стороны.

Мне так приятно, что я растворяюсь в собственных ощущениях: острых, будоражащих и совершенно мне незнакомых.

В машине настойчиво вибрирует телефон. Снова и снова. А потом раздаётся долгий гудок автомобильного сигнала. Какого…

Мы одновременно поворачиваемся в сторону шума, и… вся прелесть момента мгновенно улетучивается.

Клянусь, даже отсюда со своим минусовым зрением я вижу гневный взгляд своей матери. Её машина припаркована через дорогу чуть впереди. Вот же засада. Ну почему в последнее время я так часто попадаю в подобные ситуации? Элис выходит из машины и кричит мне:

— Мелроуз, садись в машину. Немедленно!

Я поправляю платье, обхожу додж и достаю сумочку с пассажирского сиденья. Картер недовольно наблюдает за мной.

— Я тебя отвезу, Роуз, — говорит он, открывая водительскую дверь.

— Не надо. Будет лучше, если я поеду с ней.

Знаю, он обидится, но в данный момент не стоит накалять обстановку. Хватит того, что она всё видела. Кошмар.

— Живее, Мелроуз, — подгоняет меня мать. И я не хочу испытывать её терпение. Спешу перейти дорогу и сажусь в хонду.

Мы едем по Кенсингтон Авеню, и я даже боюсь предполагать, что творится в её голове. Губы сжаты в тонкую линию, а выражение лица не предвещает ничего хорошего.

— Какую часть из того, что я тебе сказала по поводу этого парня ты не поняла?

Ну вот пожалуйста, началось.

— Мы были в парке Вентура, — отвечаю я. — Что такого?

— Мелроуз, ты ни словом не обмолвилась о том, что собираешься куда-то идти, да ещё и с НИМ! — возмущается мать.

— Папа знает, где я была и с кем…

— Ах папа…

Я слышу ту самую презрительную интонацию в голосе.

— А папа знает, что его дочь позволяет себе?

Этот момент я ждала с ужасом. Моё лицо моментально начинает гореть от смущения и стыда. Я прекрасно понимаю, что она имеет ввиду.

— Значит вот как мы тебя воспитали?

— Мама, пожалуйста, не надо.

— Ты ведёшь себя так, словно ты не моя дочь!

Это больно слышать, но я молчу в ответ. Мы тормозим, ожидая зелёный.

— Поражаюсь тебе просто… Стоишь у дороги как какая-нибудь…

Её колкое сравнение тонет в звуках громыхающей музыки. Я замечаю додж Картера. Он останавливается рядом с хондой матери. Тонированные стёкла опущены. На всю катушку играет песня Eminema “Venom“.

На пассажирском сиденье медведь, и он пристёгнут! Я закусываю губу, пытаясь не засмеяться, потому что медведь медленно поворачивает голову и смотрит на мать.

Меняется сигнал светофора, додж срывается с места и уносится далеко вперёд.

— Ты и ОН — это мой кошмарный сон Мелроуз, — заявляет она. — Месяц из дома не выйдешь!

— Господи, это просто несчастные аттракционы! Мы ели мороженое, он стрелял в тире, только и всего! За что ты меня наказываешь! — поражаюсь я. Устала от того, что она не спрашивает меня о том, чего я хочу.

Оставшееся время мы едем молча, и я тихонько проглатываю слёзы негодования и обиды.