чай и не давать взяток столичному чиновнику. Вы сэкономите немного денег, чтобы помочь простым людям, разве нет?

— Ах, господин цзянчаюйши! Если бы все было так просто. Кто поймет, кому из этого народа действительно нужна помощь, а кто — просто разбойник? Пока разберешься что к чему, свежего чая уже не найдешь! А вы готовы отказаться от чашки ароматного чая ради того, чтобы купить миску лапши какому-нибудь бродяге?

Юньфэн вздрогнул и отвел глаза.

— Не отвечайте! — заспешил гость. — Я не хочу ни в чем упрекать вас. Даже если вы можете отказаться, я не могу. И не хочу! Примите мой скромный дар, и… и вы понимаете, что делать?

— Я не могу, — сказал Юньфэн холодно.

— Очень жаль. Очень жаль вас, господин цзянчаюйши. Надеюсь, вы немного подумаете и поменяете свою точку зрения. На сем откланиваюсь, — и он, поклонившись, вышел за дверь, оставив сверток с чаем на столике. Юньфэн заметил это краем глаза, но у него совершенно не было сил гнаться за этим человеком и спорить с ним.

Он присел на постель и стиснул виски. В течение некоторого времени он слушал только головную боль и мутную усталость. Может, он даже задремал. Из оцепенения его вывел Нежата, тихо вошедший в комнату.

— Юньфэн-сюн? У тебя все хорошо? — робко спросил он, замерев перед кроватью. Юньфэн открыл глаза и чуть улыбнулся:

— Все хорошо, просто устал немного.

— Мне уйти? Или я могу чем-то помочь?

— Поставь воду для чая.

— А чай?

— Возьми этот… хотя нет. Нет, возьми какой-нибудь другой, там, — он махнул рукой в сторону вынутых из дорожного сундука и расставленных на полочке чайных блинов.

Пока Нежата растирал чайные листья, Юньфэн взял бумагу и кисть и принялся за отчет об увиденном в Лояне. Ему хотелось как можно скорее закончить тут дела и уехать в Интянь. Как можно скорее вернуться в Линьань, отдать эти проклятые отчеты и больше никогда не заниматься таким глупым бессмысленным делом, как проверка провинциальных чиновников. Он писал об увиденных безобразиях, и его душу то злость охватывала, то бессилие. Наконец, он не выдержал и со вздохом отложил кисть:

— Было очень наивно с нашей стороны полагать, будто мы сможем восстановить хоть какую-то справедливость.

— Но никто ведь так и не думал, — возразил Нежата.

— А? Как?

— Очевидно же, что в мире нет справедливости. Если бы она была, всё было бы иначе, а Господь Иисус Христос не сошел бы на землю и не умер за нас. Но ее нет, и весь этот сумасшедший мир держится только милостью Божьей.

— Он очень плохо держится, — мрачно отозвался Юньфэн.

— Когда столь многие расшатывают основание мира и только один Бог все это удерживает Своей добротой и человеколюбием, по молитвам немногих праведников, конечно, все рушится и образуются такие дыры, в которые и проваливаются люди и целые страны…

— Где же тут милость? Ведь ты сам говоришь, что Бог всесилен. Разве Он не может навести порядок?

— Он может, но предоставил людям свободу действовать по их усмотрению. Однако стоит только попросить, и все станет на свои места.

— Разве все стало на свои места, когда ты попал в ямэнь? А разве… разве я не просил?

— Так ведь стало, — тихо сказал Нежата. — Ты же что-то понял, правда?

Юньфэн вздохнул: тогда он понял, что Йесу Цзиду никогда не выберет такой исход, который будет вреден для Юньфэна или Нежаты. Понял, и перестал бояться.

— К тому же, — добавил Нежата, погладив друга по руке, — незачем держать обиду из-за того случая. Мы уже не раз говорили об этом.

— Но почему, — возразил Юньфэн. — Все-таки я не понимаю, почему — ты. Кто угодно другой, но ты…

— Да я тоже не святой!

— Ты-то?

Нежата рассмеялся и помотал головой, но ничего не сказал. Они помолчали немного, потом Юньфэн снова заговорил:

— Возвращаясь к вопросу о восстановлении справедливости…

Нежата вдруг перебил его:

— Ты можешь просто брать деньги у чиновников и отдавать их тем, кому они нужнее. Вот этим беженцам с границы, которые пришли вчера.

— Брать деньги? — Юньфэн задохнулся от возмущения. — Просто брать деньги? Я? Это же… это же…

— Что тут такого? Чего ты боишься?

— Это же позор! Брать взятки!? Чжай-эр, как ты можешь мне такое предлагать?

— Позор… Но так ведь принято: брать подарки и замалчивать злоупотребления и нарушения. Ведь даже если ты разворошишь это осиное гнездо, в сущности, ничего не изменится. В лучшем случае, сюда пришлют других чиновников, но никто не сможет поручиться, что они будут честными, такими, как в Кайфэне. Что они будут стараться сделать все для блага простых людей, а не присвоят жалкие остатки средств, выделенных казной.

— Да.

— А если ты просто возьмешь у них денег, ты поможешь хоть кому-то, хоть один раз.

— И этот один раз что-то изменит?

— Для кого-то, может быть, нет. Но кому-то это пойдет на пользу. Мы не можем знать.

— Все равно, взять деньги… изменить своим принципам… потерять лицо…

— Потерять лицо! Вот об этом слишком уж сильно пекутся. У нас это называется «честь» или «гордость». Только это неверное представление о чистоте и собственном достоинстве. Что о тебе подумают люди? Да какая разница, Юньфэн-сюн!

— Гм-гм, — Юньфэн кашлянул. — Тебе легко говорить: ты неземное существо, ты как монах и не принадлежишь миру. Но я совсем другое дело. Если обо мне пойдут слухи, что я беру взятки, какое поручение сможет мне дать Император? Сможет ли мне доверять Юйшитай? Скорее всего, меня отстранят от должности.

— Но разве так не делают все, Юньфэн-сюн? Разве эти чиновники несут тебе подарки не потому, что их положено принимать?

— Принимать — и покрывать беззаконие? — с упреком откликнулся Юньфэн.

— Ты же сам понимаешь, что все равно ничего не изменить, так почему же…

— Оставим это, — оборвал его Юньфэн. Нежата закусил губу и принялся пристально изучать пейзаж за окном. Юньфэн, подперев ладонью лоб, взял кисть и продолжил писать отчет.

В этот момент в дверь поскребся Саньюэ.

— Что там? — Юньфэн раздраженно поднял голову.

— Вам передали письмо, господин.

— Давай сюда,