– Держите их под обстрелом, а лучше заминируйте.

– Где я мины возьму? – раздраженно пожал плечами Воронков, которому надоели мрачные прогнозы лейтенанта.

Раненые потянулись в тыл, а политрук отправил к Елхову второго связного. Кроме просьб о подкреплении, он жаловался, что погибли командиры отделений, командовать некому, а также просил прислать сапера для минирования ходов сообщения.

Связной свернул записку, сунул ее за подкладку ушанки и поспешно отправился исполнять поручение. Политрук не казался ему надежным командиром, людей во взводе осталось немного. Позиции вовсе не внушали доверия и вдавались клином во вражескую сторону. И хотя у подножия холмов немцы сосредоточили не так много сил, воевать в окружении с двух сторон казалось безрассудством.

В ста метрах впереди находилась вторая линия траншей, в которой наблюдалась постоянная возня. Фрицы наверняка нанесут контрудар, и это случится в ближайшее время. Поэтому связной спешил. Перед глинистым бугром остановился, раздумывая, перемахнуть его бегом либо обойти вдоль извилистого овражка, где росли кусты ивняка и небольшие тополя.

Спускаться туда связной все же не рискнул, опасался мин. Он видел, как взрывались один за другим его товарищи, уползали прочь с исковерканными ногами, и сейчас тщательно выбирал путь. Боец прикинул расстояние. По открытому месту предстояло бежать метров тридцать. Вражеские пулеметчики могли за это время взять его на прицел, но других вариантов не оставалось.

Боец натянул поглубже шапку и перехватил поудобнее винтовку. Хороший рывок, и он преодолеет бугор, а дальше его хоть как-то прикроют кустарник и редкие деревья. Внимание штрафника привлек утонувший в бурьяне серый комок. Он присмотрелся и разглядел мертвого человека. Это показалось дурным знаком, боец заколебался. Вздохнул и, преодолевая нехорошее предчувствие, рванул вперед.

Ему казалось, он бежит стремительно, вот одолел вершину, ноги легко несут невесомое тело, он плывет, бег ускоряется, и боец уже несется под уклон. В полете не требовалось точки опоры, но связной все же пытался ее найти. Случилось непонятное, он ударился головой и рукой о землю и с запозданием сообразил, что упал.

Снайпер на склоне холма выбросил стреляную гильзу и приготовился добить русского. Тот бежал медленно, скользил в растаявшей на солнце глине, поэтому поймать его в прицел и сделать точный выстрел не представляло труда. Но тратить вторую пулю он не видел необходимости. Солдат ворочался на одном месте, не в силах сдвинуть тело, наверное, перебило позвоночник.

Связной увидел перед собой приятеля, которого полчаса назад послали с первой запиской к командиру роты. Тогда он завидовал ему, вот, мол, спасется, а оказалось, завидовать нечему. Сейчас они лежали рядом, наверное, так и останутся вместе. Повинуясь чувству долга, умирающий боец кое-как достал записку и порвал ее на клочки. Задул ветер, поднял кусочки бумаги и разнес по бугру, приклеив к липкой глине. Короткое послание состояло всего из нескольких слов: «Срочно присылайте помощь, большие потери». И подпись Воронкова.

Капитан Елхов и без всяких посланий хорошо видел обстановку. Третий и четвертый взводы, смешавшись, но без суеты быстро налаживали оборону. Второй взвод несколько приотстал, но оседлал небольшую возвышенность и вцепился в нее крепко.

Положение первого взвода было противоречиво. Он обескровлен, не способен к дальнейшему наступлению, но отвоеванная позиция казалась самой выгодной. Если ударить и захватить вторую линию траншей (там всего сто шагов), то получится крепкий узел обороны или плацдарм для будущего броска. Впереди извилистая сырая низина. Как укрепления, могут служить фундаменты нескольких хуторских домов, защищают позиции заросли ивняка и несколько тополей.

Нельзя оставлять такое выгодное место врагу. Час назад Елхов имел разговор с командиром дивизии. По его тону ротный понял, тот не слишком верил в успех, а когда штрафники заняли первую линию, оживился и потребовал дальнейшего движения вперед.

– Не с кем воевать, – возразил Елхов, существенно завышая потери роты.

Впрочем, капитан был недалек от истины. С холмов непрерывно выпускали мины, не прекращался пулеметный огонь, потери постоянно увеличиваются. Наступать всей ротой, конечно, не удастся, но ударить на левом фланге пока еще можно.

Он мог откровенно посоветоваться лишь с особистом Стрижаком. Оба пришли к выводу, надо немедленно атаковать на левом фланге как наиболее перспективном. Туда решили срочно перебросить остатки третьего, наиболее боеспособного взвода. В расположении КПП роты вышли Ходырев с помощником Сечкой и старшина Глухов.

– Здесь подождите, – сказал Елхов, – скоро Маневич сюда подойдет. Двинетесь на поддержку левого фланга, там драка предстоит.

– Разрешите заняться обедом? – спросил Глухов.

– А чего им заниматься? – удивился капитан. – До вечера сюда хода нет. Сам погляди.

С высот обстреливали цепочку раненых, двигавшуюся вдоль болота. Из-за большого расстояния стрельба получалась неточная, но цепочка потянулась от греха подальше в камыши. Раненые ломали непрочный лед и брели, расталкивая камышовые заросли.

Среди них был боец с искалеченной взрывом промежностью. Его тащили на плащ-палатке четыре человека. От холодной воды к нему вернулось сознание, он не мог заставить себя дотронуться до раненого места, знал и без этого, что там все перемолото, а от левой ноги остался обрубок. Если бы у искалеченного человека имелся пистолет, он без раздумья пустил бы себе пулю в висок. Он нашарил в одном кармане винтовочную обойму, а в другом письмо жены. Передал все это санитару, набрал в грудь воды и кувыркнулся через край плащ-палатки в холодную зеленую воду.

Его стали вытаскивать. Человек вцепился пальцами в корни травы, желая захлебнуться. Поднялась возня, на которую немедленно отреагировали с высот. Четыре мины рванули, разбрасывая метелки камыша, поднимая уродливые фонтаны воды, ила и водорослей. На поверхности озера колыхалось бурое пятно, не досчитались санитара.

Вытащили искалеченного бойца, пытавшегося свести счеты с жизнью. Он притих, трясся от холода и больше топиться не хотел. Зато не смогли извлечь санитара. Мина разнесла ему верхнюю часть туловища, оторвала голову, руки. При каждой попытке поднять останки еще больше расплывалось огромное красное пятно.

– Ладно, пусть лежит, – решил старший из санитаров. – Место не хуже другого, к весне чистые кости останутся. А ты, браток, больше не кувыркайся, бог велел жить в любом состоянии.

Покалеченный никак не реагировал, а его приятель-штрафник, улизнувший втихаря под предлогом оказания помощи, решил вернуться назад. На ротном КПП капитан Елхов безжалостно добивал старшину Глухова:

– Ты возле обедов-ужинов достаточно потерся, повоюй теперь с пулеметом. Вон, может, тебя Борька третьим номером возьмет, хотя вряд ли. Возьмешь, Боря?

– Он и сам ученый, – отводя взгляд, пробурчал Ходырев. – Сейчас оружия больше, чем людей, найдет небось, что надо. Если воевать, конечно, захочет.