– Вы меня совсем не знаете, – говорит Самнер. – Вы понятия не имеете, кто я такой.

Дракс опускается на свое место и улыбается ему.

– А тут особенно и знать-то нечего, – говорит он. – Вы – не настолько сложное и утонченное создание, как сами полагаете. Но то немногое, что о вас можно знать, я знаю, как мне представляется, достаточно хорошо.

Самнер выходит из палатки и направляется к одной из китобойных шлюпок, чтобы проверить, надежно ли уложены его лекарства и морской сундучок для предстоящего на следующий день путешествия по льду. Отстегнув парусину, он принимается осматривать бочонки, ящики и скатанные тюфяки с постельным бельем, которые матросы запихнули внутрь. Но, даже сдвинув кое-что в сторону и заглядывая в щели, он не находит того, что искал. Он привязывает парусину на место и уже собирается перейти ко второй шлюпке, когда его окликает Кэвендиш. Старпом стоит подле сваленного в кучу такелажа и пары срубленных мачт. Медвежонок, спящий в бочонке, лежит рядом.

– Вы должны застрелить этого гребаного медведя, – говорит он, кивая на бочонок. – Если сделаете это прямо сейчас, то у вас еще останется время, чтобы снять с него шкуру перед тем, как завтра мы выступим в путь.

– А почему бы нам не взять его с собой? Наверняка на «Гастингсе» найдется для него местечко.

Но Кэвендиш лишь качает головой в ответ.

– У нас и так слишком много лишних ртов, – говорит он. – И я не намерен просить людей тащить этого засранца целых четыре мили по льду. У них и без того достаточно груза. Вот, держите. – Он протягивает Самнеру ружье. – Я с радостью сделал бы это сам, да вот только вы очень привязались к зверю.

Самнер берет у него ружье и опускается на корточки, заглядывая в бочонок.

– Я не стану убивать его, пока он спит. Я отведу его вон туда и сначала дам ему немножко побегать.

– Поступайте, как сочтете нужным, – отзывается Кэвендиш. – Главное, чтобы утром его с нами не было.

Самнер привязывает веревку к металлической решетке и с помощью Отто начинает катить бочонок. Когда же, по его оценкам, они оказываются достаточно далеко от импровизированного лагеря, они останавливаются и Самнер открывает защелку, ударом ноги распахивает решетку и отступает на несколько шагов. Медведь с опаской выходит на лед. За время своего плена он вымахал почти вдвое. Он даже растолстел от утренних кормежек, что устраивал ему Самнер, и сейчас шерсть его не грязная и свалявшаяся, а блестящая и чистая. Они смотрят, как он расхаживает вокруг, флегматичный, с огромными лапами, обнюхивая бочонок и пару раз толкнув его носом.

– Он не сможет выжить, даже если мы отпустим его, – говорит Самнер Отто. – Я избаловал его кормежкой. Он ведь даже не знает, как нужно охотиться.

– Да, лучше застрелить его, – соглашается Отто. – Я знаю одного меховщика в Халле, он даст вам справедливую цену за шкуру.

Самнер заряжает ружье и прицеливается. Медведь перестает расхаживать и поворачивается к ним широким боком, словно специально представляя для Самнера самую легкую мишень.

– Лучше всего будет попасть ему за ухо, – советует Отто.

Самнер кивает, поудобнее перехватывает цевье и прицеливается, готовясь выстрелить. Медведь спокойно поворачивается и смотрит на него. У него мощная шея и темно-гранатовые глаза. Самнер на мгновение спрашивает себя, о чем он сейчас думает, и тут же жалеет об этом. Опустив ружье, он передает его Отто. Тот кивает.

– У животных нет души, – говорит он. – Но какая-то небольшая любовь возможна. Это – не высшая форма любви, но все равно любовь.

– Просто застрелите его, и дело с концом, – говорит Самнер.

Отто проверяет ружье, после чего опускается на одно колено, устраиваясь поудобнее. Но, прежде чем он успевает прицелиться, медведь, словно почуяв, что изменилось нечто важное, застывает на мгновение, а потом вдруг тяжело разворачивается на месте и начинает убегать; его толстые колоннообразные ноги глухо топочут по льду, а когти взбивают маленькие облачка снега. Отто быстро стреляет ему в зад, но промахивается, а к тому времени, как он успевает перезарядить ружье, медвежонок уже скрывается за грядой торосов. Оба мужчины бросаются за ним в погоню, но на гладком льду им не сравниться в скорости с медведем. Добравшись до гребня торосов, они стреляют еще раз, надеясь попасть почти наудачу, но расстояние уже слишком велико, да и медведь бежит слишком быстро. Они остаются на месте, с останками корабля позади и укутанными снегом Кордильерами ледовых торосов впереди, и смотрят, как ритмическая белизна его движений быстро теряется на фоне статической неподвижности ледяных полей.

В ту ночь ветер меняется с северного на западный и приносит с собой жуткий ураган. Одну из самодельных палаток срывает с креплений, и все реи и грузовые стрелы рушатся, а люди внутри, обжигаемые ледяными порывами ветра и снега, вынуждены преследовать улетевшую и выписывающую невероятные кренделя парусину по льду. В конце концов, когда она застревает, зацепившись за очередной пригорок, они настигают ее, приминают и скручивают, после чего несут обратно в лагерь, а она так и норовит вновь вырваться у них из рук. Ураган не дает возможности установить ее снова, и потому они закрепляют все, что могут, канатами и ледовыми якорями, а сами ищут укрытия во второй палатке. Самнер, который не может заснуть, потому что у него нет лауданума, помогает им затащить вовнутрь то, что осталось от их постельного белья, и освобождает место на полу. А шум снаружи оглушает. Лед снова приходит в движение, и Самнер слышит сквозь пронзительный дискант ветра и хлопанье натянутой парусины громовые раскаты сталкивающихся ледяных полей.

Отто и Кэвендиш вызываются сходить проверить, надежно ли закреплены шлюпки, и возвращаются назад, дрожащие от холода и запорошенные снегом. Они заворачиваются в одеяла и ложатся поближе к маленькой железной печке, стоящей на кирпичах в центре палатки и излучающей слабое тепло. Самнер, который оказывается у дальней стены, сворачивается клубочком, надвигает на лицо свое кепи и пытается заснуть, но не может. Теперь он уверен в том, что его медицинскую аптечку, в которой и лежит опий, уже перевезли на «Гастингс» и что она попала туда по ошибке, вместе с его морским сундучком, во время отправки первой партии. Одну ночь без опия, думает он, еще можно пережить, но если ураган не стихнет и они застрянут здесь еще на несколько дней, у него начнется ломка. Он проклинает себя за то, что не обращал должного внимания на свои вещи, и проклинает Джонса за то, что тот сваливал в лодки все без разбору. Самнер закрывает глаза и пытается вообразить, будто он находится в другом месте, не в Дели на этот раз, а сидит, потягивая виски, в баре «У Кеннеди» в Белфасте, или катается на лодке по Лагану[69], или находится в анатомическом театре вместе с Суини и Мулкейром, покуривая дешевый крепкий табак и обсуждая девушек. Спустя некоторое время он проваливается в тяжелый и беспокойный сон, нечто среднее между забытьем и бодрствованием. Остальные моряки сливаются вокруг в храпящую темную массу, и коллективное тепло ненадолго задерживается подле их тел, чтобы тут же раствориться, поднявшись кверху, в холодном воздухе продуваемой насквозь палатки.