Утром на подъезде к селу Брынцово выловили Пантелея Ионовича Зыркина. Тот обделался со страху в своей повозке, когда из леса на него выскочили вооруженные саблями казаки, да еще вместе со злющим и торжествующим Степаном.

– Он! – кивнул на беглого камердинера-предателя Горбунов. – Он, Иуда, барыню свою продал! Берите его, братцы, да крепче держите! – казаки так и крутились на лошадях вокруг повозки, а Степан со всем пылом торжествовал победу. – Что, Зыркин, не ждал такого-то конца?! Теперь, Пантелей Ионович, паскудник двуличный, заместо полюбови с Марфушей, по которой ты слюни пускал да сох, в кандалах в Сибирь поедешь! – не мог не выговориться Степан Горбунов. – Сегодня же, мразь, и поедешь! Вместе с благодетелем своим – Дармидонтом Кабаниным!

Глядя на Степана, которого люто ненавидел и еще пуще боялся, Зыркин все понял. Понял и побледнел смертельно. А как иначе?! Все они знали, все! И откуда?! А самое страшное, всплыла и фамилия хозяина, казалось, неприступного его благодетеля! В оборот их брали, в оборот!

И в довершении всего рыжеусый казачий урядник громко и раскатисто рявкнул:

– Пантелей Ионович Зыркин?! Отвечать!

– Да-с, – пролепетал тот.

– Вы арестованы именем Его Императорского Величества по обвинению в преступном сговоре против семьи Сивцовых и их прислуги! – урядник провернулся на гнедом коне. – Следуйте за нами!

«Теперь платить по всем счетам придется! – плясало в глазах онемевшего камердинера. – А их много, этих счетов, наберется! Во век ему не расплатиться!» От одной этой мысли черное сердце Зыркина трусливо и отчаянно сжалось, и ненавистный Степан, и грозный казачий урядник с рыжими усами вдруг поблекли. Камердинер качнулся, поплыл вперед и бухнулся головой в козлы.

Через трое суток после облавы на хутор Ветряной во дворце губернатора Симбирска, графа и тайного советника Аркадия Аркадьевича Карячинского, собрались важные административные чины. Тому предшествовали чистосердечные признания Мирона Быкова, Пантелея Зыркина и Ерофея Нытина, сваливших на своего хозяина Дармидонта Кабанина все грехи, которых оказалось этак в сотню раз более, чем предполагал даже я. Чиновники, собранные графом Карячинским, кто меньше, кто больше, но все были знакомы с миллионщиком и купцом первой гильдии Дармидонтом Кабанином. И многие были связаны с ним денежными обязательствами. Недаром он покупал административных служак всех рангов направо и налево! Все были взволнованны, иные трепетали. Бледно-зеленых лиц во дворце было предостаточно! Спешно приехал и губернатор Семиярска, тайный советник Порфирий Порфирьевич Барбарыкин, и сам был предательски бледнен и молчалив. А еще не присутствовали губернаторы других волжских губерний – Самарской, Саратовской, Казанской! Все они знали виновника этого собрания, и хорошо знали!

Но главное, что объединяло всех этих чиновников, была глубоко затаенная ненависть к нуворишу-Кабанину, который распоряжался ими, как фигурами на шахматной доске. И каждый лелеял потаенную надежду, что придет расплата обнаглевшему негодяю и рухнет его пухнущая как на дрожжах империя. Вот только бы их чиновничьи имена, достойные и гордые, часто – родовитые, не оказались на свету! Сделать бы все так, потихонечку, без петербургских адвокатов, армия которых нагрянет сюда сразу же, как только на Дармидонта Кабанина наденут кандалы и вынесут обвинения.

Да вот только как такое сотворить? Суметь? Сплести?! Как?!

– Если эти преступления и впрямь имеют место быть, – поправляя пенсне, осторожно выводил губернатор Симбирска привычным казенным языком, – если ниточки и впрямь тянутся к Дармидонту Михайловичу, которого мы все так хорошо знаем… – он поглядел на своего семиярского коллегу, и тот сразу же опустил глаза, но следом поднял их и неожиданно твердо кивнул (но быстро и едва заметно). – Если все так, господа, – ободренно продолжал граф Аркадий Карячинский, – то молчать более мы никак не можем!

И он вновь взглянул на губернатора Семиярска так, точно требовал от него немедленной поддержки, без которой ему не обойтись.

Порфирий Порфирьевич Барбарыкин громово встал, отодвинув задом кресло, и отрицательно затряс головой:

– Никак, Аркадий Аркадьевич, никак не можем! – вслед ему дрожали и щеки, и бахрома эполет. – Если все так, непременно держать ответ, и как можно скорее! – он мучительно задумался. – И все же, все же…

Партия была под ударом, чиновникам могло не хватить смелости довести дело до победного конца! В любую минуту, только представив будущий скандал, они готовы были сдаться и отступить.

Я сидел в отдалении и в эту минуту сверлил седой пышногривый затылок графа Александра Александровича Кураева, благодаря которому был приглашен в этот узкий круг высоких административных чинов. И граф, точно почуяв мой призыв, обернулся. Я твердо кивнул ему, и он с не меньшей твердостью кивнул мне в ответ.

А затем встал так, точно немедленно собирался идти в рукопашную, и грозно сказал:

– Уважаемые Аркадий Аркадьевич и Порфирий Порфирьевич, я прошу вас отойти со мной в заднюю комнату буквально на несколько минут. Это очень важно, – уперев растопыренные пальцы с перстнями в сверкающий стол, он поклонился. – Настоятельно прошу вас!

Два губернатора даже обрадовались – вот она, передышка! Кураева все уважали и ценили беспрекословно, считали мыслителем. Да и выражение лица у графа в эти минуты было особо уверенным, даже вдохновенным. И когда два губернатора поспешили к дальним дверям, Кураев обернулся ко мне и громко сказал:

– Петр Ильич Васильчиков, господин капитан, прошу вас проследовать за нами!

Я бойко встал и под прицелом двух десятков глаз ответственных чиновников, гадавших, за что мне такая милость, быстрым шагом направился вслед за графом Кураевым. И через несколько секунд закрыл за собой высокую дверь.

Она отворилась всего через пять минут, и на пороге появились сияющие – не менее! – губернаторы граф Карячинский и Барбарыкин, за ними вышел с лицом триумфатора граф Кураев, и только потом я, скромный сыщик, бесстрастный и невозмутимый, но с язвительной улыбкой на лице. Именно таким я увидел себя в гигантском зеркале, когда посмотрел на стену слева.

– Господа, – куда более смело продолжил через полминуты свою речь губернатор Симбирска граф Карячинский. – Смею вам сообщить, что мы решили немедленно навестить имение купца Дармидонта Михайловича Кабанина. Повторяю – немедленно! Генерал Дубовец-Камышинский, Самсон Самсонович! – обратился он к первому из своих губернских командиров, отпрыску столбовых дворян, не жаловавших таких вот выскочек, как Кабанин, да что там, их люто ненавидевших! И когда тот встал – хмурый и гневный, губернатор, точно одаривая его великой и долгожданной милостью, кивнул: – Возьмите лучших офицеров и унтер-офицеров из самого дисциплинированного гвардейского полка, расквартированного поблизости, и сегодня же выступите в сторону поместья Дармидонта Кабанина. Мне необходимо, чтобы никто не улизнул из его пределов, – губернатор Симбирска оглянулся на своего семиярского коллегу, и Порфирий Порфирьевич Барбарыкин уверенно кивнул в поддержку. – Птица пролетит, подбейте, заяц проскочит, уничтожьте подлеца! Лично отвечаете! Ясно, генерал?