– Цыц, дура, – тихо, почти шепотом, произнес он.

– Чего? – еще не насмеявшись, спросила девица, стоя к нам спиной. Его тон осек ее. – Чего сказали, Филимон Макарович?

Степан с язвительной улыбкой чуть выехал вперед.

– Это и есть Пономарь, – кивнул он на мужика, который сейчас так и мял в кулачищах шубу на своей груди. – Временный управляющий Кабанина. Он вам все и расскажет. Верно, – Степан повысил голос, – Филимон Макарович?

Девица чуть прежде обернулась разом, вновь расплескав шубу, и вновь офицеры жадно вобрали в себя морозный воздух. Потом дико закричала, запахнулась, вновь завопила, пока Пономарь не рявкнул хрипло:

– Вон пошла! Вон…

И она тут же испарилась. Никто и не заметил, куда. Сам Пономарь разом потух, сдулся. Даже не войско поразило его, не гневное лицо генерала Дубовец-Камышинского и не скупое на эмоции – полковника полиции Старицына. И уж точно не мое, которого он и не знал прежде. Нет! И даже не ледяное Кураева, которого он с перепугу и не заметил, хотя именно граф был главным врагом его хозяина. А злой и торжествующий взгляд Степана Горбунова!

– А-а-а ка-ка-как же это? – заикаясь, пролепетал он. – Откуда ж?

И вновь уставился на Степана. Этот взгляд не оставлял ему никакой надежды! И как и Зыркин, управляющий поместьем все понял разом: «Спета хозяйская песенка, коли до такого дошло! Переборщил Дармидонт Михайлович! Оступился, родимый!..» – «Верно мыслишь, Филимон! – отвечал ему взгляд Степана Горбунова. – Верно! Себя теперь за уши тащить надобно!..»

И в подтверждение его черных догадок вперед выехал генерал в бурке и папахе, которому надоела эта красноречивая пантомима.

– Слушай меня, обезьяна, будет чего хозяину передать, – кивнул он управляющему и вытащил из кителя на груди гербовую бумагу. – Именем Его Величества Царя Императора Николая Второго Александровича имение Расторгуево и все домашние и гости, кто в нем находятся, арестованы, – грозно проговорил генерал Дубовец-Камышинский и заговорщицки подмигнул мне. – Давно хотел это сказать! Лично! – и вновь выстрелил гневным взглядом в управляющего. – Ты понял, гамадрил похотливый, кто мы?!

И Пономарь не выдержал – бухнулся на колени перед генералом.

– Помилуйте, батюшка, все расскажу! Только спрашивай! – он пополз к грозному командиру, да так норовисто, что генеральский конь неодобрительно фыркнул и отступил. – Ничего не утаю!

– Еще одна душа каяться желает, – покачал головой майор Жабников. – Эпидемия какая-то!

– Вы и впрямь кудесник, Петр Ильич, – заметил Дубовец-Камышинский, стараясь не задавить управляющего, то и дело уводя от него коня. – Да как же тебе таиться, глупый, когда я тебя каленым железом пытать стану? – убедительно усмехнулся генерал. – Ты же у меня без кожи по усадьбе зайцем бегать станешь! А ну, в сторону, в сторону! Говорю ж, обезьяна! Задавлю раньше времени!

– Государь-батюшка, – под самыми копытами заскулил тот. – Наизнанку вывернусь, Богом клянусь! – он все-таки отполз в сторону. – Все исполню, все!

– Отря-я-яд, спешиться! – громово рявкнул генерал. – Окружить особняк! Челядь выводить на двор и строить перед домом! В каждый уголок заглянуть, под каждую кровать! – Дубовец-Камышинский тяжело спрыгнул на снег, кивнул управляющему. – Вот этому господину обо всем и расскажешь, – он указал пальцем на меня. – Теперь он будет решать, как с тобой быть! Разделать тебя поначалу или живьем и сразу в кипятке варить!

– Подумать только, Петр Ильич, среди такой красоты все эти злодейства сочинялись! – оглядывая заснеженный парк, вздохнул майор Жабников. Легко, по-юношески, спрыгнул с коня: – Тут бы картины писать! Ну что, пожалуем во дворец Карабаса-Барабаса?

– Утку подбили уже, – кивнул я. – Теперь поищем яичко, в котором иголка хранится.

– Господин Нытин – наводчик лучше не придумаешь, – согласился Жабников.

К своим подъехал и полковник Старицын.

– Жандармы, к обыску присту-у-упить!

Уже через пять минут, морщась от женского визга, летающего по коридорам и комнатам, мы шагали к кабинету хозяина усадьбы. Грозно звучали наши шаги в еще спавшем доме, зловеще позвякивали армейские шпоры! Все в той же шубе перед нами летел вперед Пономарь, отпирая одну дверь за другой и рыкая на прислугу, спятившую от внезапного вторжения.

И вот уже мы вошли в кабинет: я, генерал Дубовец-Камышинский, полковник Старицын и граф Кураев. И конечно же прячущий наготу под шубой управляющий Пономарь, так легко и без нажима сдавший своего хозяина. Кабинет, с широким секретером, спокойной мебелью, огромным диваном и камином, был уютным и тихим.

– Такие вот комнаты полководцы любят, – со знанием дела заметил Дубовец-Камышинский. – В Плевне у Скобелева был точь-в-точь такой кабинет! Тут вершители судеб могут найти покой и отдых после кровавых и жестоких сражений. Понимаю Кабанина…

– В свои кабинеты Дармидонт Михайлович нас даже и не пускает, – осторожно переступая порог, отрицательно замотал головой Пономарь. – Только сам, только сам! – бородач с опаской оглядывался по сторонам. – Так чем же я смогу помочь-то, барин? – скромно обратился он ко мне.

– Вон поди, – сказал я.

Пономарь быстро выскользнул из кабинета. Я направился к исполинскому буфету, забрался рукой между задней его стенкой и стеной, нащупал рычаг и потянул его на себя. И, о чудо, буфет ожил! Тяжеленной дверью отъехал от стены и открыл кирпичную кладку со стальной дверцей сейфа посередине.

– Мда-а, – протянул генерал. – Вещица!

– Откуда вы узнали, Петр Ильич? – изумленный, удивился полковник Старицын. – Вы что, и впрямь кудесник?

– Вроде того, – улыбнулся я, достал из кармана кителя два ключа и сунул их каждый в свое гнездо.

И только потом взялся за стальной круг в середине дверцы и потихоньку провернул его вправо. Один щелчок… За дверями ясно послышались торопливые шаги – они приближались. Второй… Шаги замерли у дверей в кабинет. Четко щелкнули каблуки охранников из офицерского состава. Третий!..

В это мгновение двери открылись и на пороге появились двое – Аркадий Аркадьевич Карячинский и Порфирий Порфирьевич Барбарыкин, оба в невинных костюмах праздных охотников и с двустволками за плечами. За ними стоял улыбающийся Степан. Оба губернатора осторожно вошли и поглядели на своих подчиненных.

– Прошу вас, господа, оставить нас наедине с Петром Ильичом Васильчиковым, – повелительно попросил губернатор Симбирска граф Карячинский. – Очень прошу вас. Дело государственной важности!

Все, включая Кураева, поклонились и вышли. Степан, подмигнув мне, закрыл за губернаторами дверь.

– Ну так что, Петр Ильич?! – с крайним напряжением спросил граф Карячинский.

– Да, что?! – вторил ему губернатор Семиярска Порфирий Порфирьевич Барбарыкин. – Говорите же, говорите!

– Без вашего ведома я не посмел бы открыть сейф, тем более, искать эту папку, господа. – Я потянул на себя тяжеленную дверцу сейфа. – Прошу вас! – и передал им третий ключ. – Дверца на дальней стенке!