пила очень мало. И не могла бы вынести обоснованное суждение о том или ином сорте виски. Выйдя в галерею, она заметила, что в ванной комнате темно. Мать, наверное, уже спустилась с близнецами на ужин, и у нее есть пять минут передышки. Она побежала в свою комнату, сбросила скромную учительскую одежду и облачилась в мини-юбку с блузкой. Но ее тут же охватили сомнения. Что о ней подумают, увидев кокетливо одетой? Что она собирается соперничать с этой особой? В конце концов Кейт только сменила плоские мокасины на простые лакированные лодочки, слегка подушилась и спустилась по лестнице. Оказавшись внизу, она остановилась в нерешительности: ей хотелось вернуться в гостиную, но не меньше соблазняла мысль собственноручно приготовить детям ужин. И Кейт решительно направилась на кухню.

* * *

Вечер затянулся, и Грейс собралась уезжать только около полуночи. За столом она пила одну воду, объяснив, что ей предстоит сесть за руль. Скотт вышел проводить ее до машины и немного задержался. Когда он вернулся, Филип и Малькольм обнимались с Кейт, тоже собираясь уезжать.

– Ну, как она вам показалась? – поинтересовался Скотт.

– Прямо вырви глаз! – бросил Малькольм.

Глядя на удивленного Скотта, Филип добавил:

– Слишком яркая для простой секретарши. Будь она твоим директором по маркетингу или по связям с общественностью, тогда другое дело.

– Ты думаешь?

– Скажем, она очень гламурная. Все работники-мужчины на твоих винокурнях начнут за ней ухаживать.

– Это все-таки нельзя назвать недостатком! Просто она приоделась на ужин, потому что не знала, чего ожидать.

– По-моему, лучше не дотянуть с элегантностью, чем являться при полном параде, – постановил Филип.

– Вы беспощадны!

– А ты слишком любезен с красивыми женщинами. Знаешь что? Она мне напомнила Мэри…

Сказав это, Филип тут же пожалел о своих словах, сообразив, что напоминать о бывшей невесте Скотта бестактно по отношению к сестре. Мэри как стилист была очень элегантна и носила одежду безупречного кроя, которая идеально сидела на ней. Тогда она надеялась на предложение руки и сердца, но, к ее великому разочарованию, Скотт от него уклонился.

– Не надо судить о ней по внешности, лучше скажите, обладает ли она необходимыми качествами? Опыт, который она получила в Гленфиддих, впечатляет. Конечно, у меня производство виски более кустарное.

– Почему же она согласилась перейти к тебе? – насмешливо спросила Кейт, считая, что о Грейс говорят слишком много.

– Там она была одной из многих, а здесь она станет моим личным секретарем. Наверное, она воспринимает это как повышение, но, боюсь, на нее свалится столько работы, что она одна не справится.

Малькольм начал собираться, и взгляд Кейт упал на его блокнот для эскизов.

– Подожди минутку! Покажи мне это…

Она протянула руку и взяла блокнот, открытый на великолепном рисунке углем.

– Это же вид с бельведера! Обожаю его, а у тебя он даже лучше, чем в реальности! В твоем пейзаже столько пронзительной грусти…

– Просто шел дождь, – словно оправдываясь, ответил Малькольм.

– Как мне нравится твой рисунок, ты не представляешь, что он значит для меня. Может, подаришь?

– Нет, это же просто эскиз, к тому же незаконченный. Я собираюсь еще не раз подняться туда и порисовать.

– Ну, как хочешь.

– Если он напишет настоящую картину, тебе придется ее купить, – предупредил Филип. – Впрочем, это будет хорошее вложение денег.

– Я подарю ее тебе, Кейт.

Они вышли, держась за руки, и Скотт запер за ними дверь.

– Рисунок просто великолепен, – сказал он Кейт. – Нам надо больше интересоваться работами Малькольма; думаю, Филип прав, говоря, что он талантлив.

– Речь идет об этом смазливом пачкуне? – презрительно бросил Джон, спускаясь с лестницы.

Он вцепился в перила и присел на ступеньку, обхватив голову руками.

– До сих пор воняет этим хаггисом… Проклятие, как же мне плохо от всех этих гребаных лекарств…

– Слава богу, что они есть, – заметил Скотт.

– Спасибо, утешил, тебе больше нечего мне сказать?

– Налить тебе воды? – вмешалась Кейт. – Давай, я помогу тебе подняться наверх.

– Нет, мне надо размять ноги. Бетти спит, а я могу ее разбудить, ходя кругами по комнате. Завтра мы едем в Эдинбург на прием к врачу. Надеюсь, шотландские врачи не совсем безграмотны!

– Почему это они безграмотны? Тебя будут очень хорошо лечить, вот увидишь.

– Вечно ты со своим оптимизмом, сестренка! То, чем я болен, не вылечивается.

– Но они помогут тебе, назначат поддерживающую терапию. Болезнь не будет развиваться дальше.

– Хотел бы я в это верить так же, как ты.

Это была первая фраза, которая прозвучала неагрессивно. Кейт поняла, что временами он испытывает жуткий страх перед смертью, и это ее потрясло.

– В гостиной еще долго будет гореть камин, там много угля, а на полках – полно газет. Иди туда, отдохни, – предложил Скотт.

Джон встал, но на последней ступеньке споткнулся и чуть не упал. Проходя мимо Скотта, он даже не посчитал нужным хотя бы из вежливости взглянуть на него, не то что улыбнуться.

– Бедняга… – вздохнула Кейт ему вслед.

Скотт хотел ответить, но промолчал. Он избегал всякой критики в адрес Джона, особенно в присутствии жены, однако она знала, как тяжело давалось ему это сосуществование под одной крышей. Он так и не смирился с инвентаризацией дома, и даже не удосужился просмотреть опись, хотя оценщик оставил ему копию. Кейт положила ее в папку с надписью «Наследство» и отнесла в кабинет Ангуса. Эта комната пока оставалась незанятой, но Кейт была убеждена, что однажды Скотт займет ее. Его собственный кабинет на втором этаже был не таким удобным, и ему часто хотелось, чтобы его окружала отцовская мебель – с ней было связано столько детских воспоминаний. Но сначала должен закончиться траур, чтобы он смог перевернуть эту страницу жизни и забыть тот злосчастный рождественский вечер.

Джон побрел в гостиную, а Кейт и Скотт пошли наверх. Поднявшись на галерею, Скотт заметил:

– Почему твой брат вечно на всех нападает? Малькольм – не пачкун, хаггис Мойры восхитителен, а наши шотландские врачи получше многих.

– Я знаю, что он тебя раздражает и усложняет жизнь.

– Это еще слабо сказано!

– К тому же он живет в твоем доме вместе с женой, ты их кормишь и…

– Джиллеспи – это наш дом, дорогая. Разве ты не считаешь его своим?

– О да, конечно!

– Слава богу! Ладно, у Джона есть оправдания, я понимаю. Но, по-моему, он еще и играет на публику.

– Возможно, на его месте мы вели бы себя так же.

– Не все больные изо дня в день отравляют жизнь окружающим.

Они вошли в спальню, Скотт закрыл дверь и с волнением спросил:

– Я заметил, что ты весь вечер была не в своей тарелке. Если тебе