– По коням! – Кажется, Орлов успел выкрикнуть это раньше, чем Мадатов.

Его эскадрон первым выскочил на поле и торопливо построился в развернутые линии для атаки. Чуть правее разворачивался второй эскадрон. Два других замешкали, однако Мадатов не собирался кого-то ждать.

– В атаку марш-марш!

Трубы подхватили приказ князя, и почти три сотни всадников немедленно, соблюдая равнение в шеренгах, двинулись вперед.

Рысь сменилась галопом. Впереди плотной массой виднелась турецкая кавалерия. Орлов покосился назад. Эскадрон следовал за ним, и на лицах гусар была написана та же крайняя степень отчаянного возбуждения, которую испытывал штаб-ротмистр.

Это было против всех и всяческих правил. Только теперь сворачивать все равно было поздно. Попытайся уклониться – и турки немедленно атакуют в свою очередь, начнут рубить беглецов, если догонят, а так – хоть какой шанс.

Да и невозможно было остановить бешеную скачку.

– Ура!!! – дружно рявкнули гусары. Сабли взмыли вверх, готовясь к первым ударам, и солнце веселыми зайчиками заплясало на клинках.

Где-то позади на поле выбирались два припозднившихся эскадрона, чуть в стороне торопливо строились белорусские гусары, но до них было далеко. Чересчур далеко.

И вдруг вся масса турок, несмотря на свое подавляющее превосходство, не выдержала атаки горстки гусар, прыснула в стороны, из плотной колонны превратилась в скопище несущихся прочь всадников.

– Ура! – еще раз взревели гусары, и в криках их звучало торжество победы…

– Мы к вам, господа! – Несколько белорусских гусар вышли к костру, у которого александрийцы праздновали победу.

– Прошу прощения, штаб-ротмистр, но счесться на поле боя не получилось. Вы так стремительно атаковали, что угнаться за вами не было никакой возможности. – Вопреки обыкновению, Бурцов вырядился по всей форме.

Его слова были встречены дружным смехом. Смеялся даже Мадатов, чьего чувства юмора вполне хватало на подобную странную похвалу.

– Зато… – Алешка сделал картинный жест, и прибывшие с ним гусары выдвинули тяжелый бочонок вина. – Пусть никто не говорит, что Алешка Бурцов может быть неблагодарным!

Подобная мысль никому и в голову бы не пришла, однако речь гостя была встречена восторженным ревом.

Победу отмечали повсюду, где стали на отдых гусары, драгуны, казаки, мушкетеры, егеря. Войско сераскира было рассеяно, сам он убит. Русским достались знамена, пушки, тысячи пленных. Еще никто из победителей не знал, что минувшим днем наступательный порыв турок был сломлен, и скоро вторая их армия, узнав об участи товарищей, покатится прочь, даже не решаясь помериться силами с врагом. Но победа была настолько убедительна, что любой участник битвы был уверен – окончание долгой войны теперь не за горами. Если же за горами, то Балканскими, и мы в ближайшее время одолеем эту последнюю преграду на пути к Царьграду.

Но пока дорога победителей лежала не к столице Оттоманской Порты, а к придунайским крепостям, после бегства полевых армий уже обреченных, но продолжающих по инерции сопротивляться. Гарнизоны даже совершали вылазки. А может, просто пытались определить, нельзя ли вырваться из кольца блокады прочь?

– …Не кланяться ядрам!

Орлову самому было весьма неприятно стоять перед эскадроном, но что поделать, если батарее необходимо прикрытие? Турки вон повылазили из-за стен и даже выволокли с собой несколько пушек. А ну как попытаются напасть на артиллеристов! Вот и приходится стоять колонной чуть в стороне от своей артиллерийской роты в готовности закрыть ее от противника да успокаивать лошадей, нервно вздрагивающих после каждого залпа русских пушек и после каждого разрыва турецких бомб. Могли бы на такое дело хоть пехоту отрядить! Хотя вон идет и она. Прямиком на турок.

О чем ни думай, но помнить обязан об одном – раз ты офицер, то обязан быть примером своим подчиненным.

Где-то позади рвануло – Орлов обернулся посмотреть, не задело ли кого из гусар.

Вдруг что-то резко ударило по левой голени, и одновременно с этим прямо в голове прогремел гром.

Конь вдруг стал заваливаться набок, и Орлов едва успел покинуть седло прежде, чем благородное животное рухнуло и забилось в агонии.

Звуков не было. В ушах стоял звон, а все прочее было отрезано существующей вместе со звоном непроницаемой тишиной.

Орлов никак не мог понять, что случилось. Ничего кроме звона в голове не было. Штаб-ротмистр просто стоял, тупо тряся головой, словно надеялся вытрясти этот звон.

Кто-то тронул его сзади за плечо, и неожиданная реальность прикосновения заставила Александра оглянуться.

Какой-то гусар с нескрываемой тревогой смотрел на него, а губы находились в движении, будто кавалерист решил поиграть в некую разновидность игры в угадайку.

«Трофимов», – с некоторым усилием узнал гусара Орлов, и узнавание прорвало плотину.

– …благородие! Вы целы?! – вторгся в сознание взволнованный голос.

С другой стороны подскочил Лопухин и тоже собрался что-то спросить. Орлов машинально сделал шаг в сторону корнета. Ногу вдруг пронзила боль, настолько резкая, что Александр чуть не упал. К счастью, его подхватили сразу две пары рук.

– Штаб-ротмистр ранен! – громко крикнул Трофимов.

Орлов уже скосил взгляд в сторону ноги. Чуть повыше ботика штанина была разорвана и быстро пропитывалась кровью. Из-за нее было непонятно, насколько серьезна рана, но сердце неприятно вздрогнуло. Почему-то сразу подумалось, что нога потеряна, впереди ждет участь безногого инвалида, и Орлов едва сдержался, чтобы сохранить подобающий положению вид.

Кто-то из гусар уже сноровисто накладывал прямо поверх штанины чистое полотно.

– Бомба вон там разорвалась, – донеслось до Александра, и он машинально посмотрел в ту сторону.

Судя по воронке, взрыв произошел довольно близко. Хорошо, хоть не рядом, ибо тогда он мог вполне не слышать этих слов. Но коню хватило. Уже и биться перестал, бедняга. Хотя, если ноги не будет, еще вопрос – кому легче?

Откуда-то появилась шинель, и штаб-ротмистра попытались уложить на нее.

– Я сам, – попытался возразить Орлов, однако нога напомнила о себе такой болью, что сразу стало ясно: ни ходить, ни ездить верхом в ближайшее время ему не суждено.

– Ложитесь, ваше благородие, а мы уж вас донесем, – как маленького, принялся убеждать командира Трофимов.

– Доставим в гарном виде, – поддержал его Огейчук.

Орлов внутренне почти смирился с худшим, но оставалась пара дел, и пришлось вновь превратиться в начальника.

– Турки в атаку не идут?

– Турки уходят, – оповестил Лопухин, все время не отходивший от командира.

Хотя и видно было, что юному корнету по неопытности самому плохо при виде раны.