Еще бы… Диковинки из многих Зон, самые разные: и отлично знакомые мне по Хармонту «сучья погремушка» и «белая вертячка», и чернобыльские «яйцо» с «ночной звездой», тоже мне неплохо известные, и сибирский «волосок», известный лишь по снимкам и описаниям, и пара совершенно незнакомых мне артефактов… И это только в первом, ближнем ко мне ряду призм-«аквариумов».

Но я не застрял. И не завис.

Потому что в третьей слева призме лежали они, «Джек» и «Джон». «Попрыгунчики».

Немного похожие на кубики Рубика, во всяком случае, по размеру. Только форма не кубическая, немного вытянутая, несимметричная, но вращать грани можно точно как в старинной головоломке… Артефакты не идентичны, они как родные братья – очень похожи, но не спутаешь.

Привет, ребята, давно не виделись… Ну и зачем вас тут заспиртовали, словно уродцев в бывшей Кунсткамере?

Приглядевшись, я понял: нет, не заспиртованы… Призм здесь две. «Попрыгунчики» лежат во внутренней, значительно меньшей, а жидкость заполняет лишь промежуток между ними.

Что за жидкость, зачем? Загадка.

Зачем, еще можно предположить: экранирует, гасит воздействие разнородных артефактов друг на друга, не позволяет возникнуть стихийным конфигуратам…

А вот состав субстанции – тайна за семью печатями. Не исключено, кстати, что она несет и некую охранную функцию: коснется ее незадачливый грабитель или вдохнет испарения – и готов, принимайте и упаковывайте.

Но решать проблему с жидкостью как-то надо, и побыстрей.

Сверху на всех призмах – и на больших, и на внутренних – имелись съемные крышки. Разобраться, как они снимаются, можно… Только проблема жидкости останется. Нигде не видно устройства или приспособления, которым извлекают из емкостей артефакты, потребовавшиеся для очередного опыта… Может, устройство приносят с собой, может, где-то надежно припрятали.

Действуя по уму, я, разумеется, должен был загодя прихватить химическую экспресс-лабораторию, а еще лучше – аномала-«химика», и со всеми мыслимыми предосторожностями взять малую толику жидкости на анализ, затем этот анализ произвести, затем…

Я дважды выстрелил. Из «Глока». В призму с «попрыгунчиками».

И тигриным прыжком отпрянул, спасаясь от хлынувшего в мою сторону потока…

Испарения меня не прикончили. Вообще никакого запаха… Лужа подползла к подошвам – я с трудом удержался, не отпрыгнул. Подошвы не задымились, не стали растворяться… Не спирт, не формалин, не кислота… Неужели простая аш-два-о?

Голос Андрея откуда-то сверху:

– Пэн, что там у тебя? Это ты стрелял?

– Все в порядке! Решал техническую проблему!

Ждать, пока обсохнет внутренняя призма, не стал. Не убила эта субстанция сквозь «берцы», не убьет и сквозь перчатки.

Вытащил, сковырнул крышку… Какое-то время медлил, прежде чем потянуться к «попрыгунчикам». Потом нагнулся, взял их в руки…

Ну, здравствуйте, мои родные.

И все пошло не так…

«Джек» и «Джон» ни здороваться, ни признавать меня за родного не пожелали. И это не фигура речи, все так и было… Вернее, не было – того ощущения, какое возникало, когда я в Хармонте брал их в руки. Его трудно описать словами, оно полностью лежит в области аномального восприятия мира… Если совсем упростить, то я всегда ощущал и «Джона», и «Джека» отчасти живыми…

А сейчас было ощущение, словно на ладонях у меня лежали два булыжника.

Как бы вода виновата? Или дурацкие эксперименты яйцеголовых испортили «попрыгунчики»? Или что-то не так со мной?

Отложив «Джона», я тщательно выровнял «Джека», повернул одну грань…

«Попрыгунчик» исчез, чтобы в то же мгновение обнаружиться неподалеку, метрах в четырех… Мягко упал на пол, они всегда падают мягко, словно на войлочный мат… Джамп, или прыжок, состоялся. Но без меня.

Не желая мириться с очевидным, я повторил опыт с «Джоном». Результат прежний – переносить заодно и меня «попрыгунчик» не пожелал…

Все понятно. «Джек» и «Джон» остались прежними. Но меня за своего признавать не желают… Я был единственным, кого они признавали. Теперь перестал быть.

Держа их на ладонях, я «потянулся» к ним запредельным усилием своего аномального нутра. И показалось – или не показалось? – что не все и не до конца потеряно… Почувствовал какой-то отзвук, эхо давних ощущений…

Новый опыт. Новый джамп… Прежний результат.

Наверное, я экспериментировал бы вновь и вновь, не в силах смириться с поражением.

Но до хранилища вновь донесся глас свыше. На сей раз был он куда слышнее – у Максима Кирилловича Панова иерихонская труба еще та.

– Петя! К нам парламентер! Принимаем?

– Сейчас поднимусь! – гаркнул я.

Контейнер, специально приготовленный для «попрыгунчиков», улетел в угол. Пусть полежат в карманах, как можно ближе к телу… Может, вновь войдут со мной в резонанс?

А парламентера мы примем, куда ж без этого…

Раз уж «попрыгунчики» не помогут нам выбраться из западни, будем торговаться, угрожать, шантажировать… Для начала пригрозим, что выпустим всю водичку из призм и тем самым составим из артефактов исполинский, невиданный конфигурат… Кто-нибудь желает опробовать, на что такая штука способна? Нет? Тогда извольте предоставить заправленный вертолет, охрениард валюты и воздушный коридор до монгольской границы…

* * *

Парламентером к нам заявился Эйнштейн. Ожидаемо…

Он стоял снаружи, возле ниши деревянной двери с поднятыми руками. Я увидел на двери десятка два свежих пулевых отверстий и понял, что здесь тоже все шло не так уж гладко и ровно…

Отец обменялся со мной взглядами и позвал:

– Подойди, клоун.

Клоун в данном случае не оскорбление… На шнобеле Эйнштейна красуется лангетка, а шнобель у него и до плотного контакта с моим кулаком был не из мелких. Лангетка, конечно, телесного цвета, не ярко-красного, но все равно Эйнштейн чертовски смахивает на клоуна Бима с накладным носом. Или на Бома.

Он сделал пару осторожных шажков. И тут же был ухвачен длинной лапой отца и втянут внутрь. Снаружи раздался тревожный крик.

– Минутку… – прогнусил Эйнштейн, обернулся и столь же гнусаво крикнул своим: – Все в порядке!

Далеко не все было в порядке. Я смотрел на его харю, украшенную лангеткой, на неуверенную напряженную улыбку и чувствовал, как темная волна накатывает на мой разум. Оказывается, ничего не прошло. Я думал – перекипел, отненавидел, стал спокойным, как мертвец. Ведь столько часов минуло с той гнусной секунды, как я увидел и осознал… как умер на месте… Нет, не умер. К чьему-то сожалению.

– Пе-тя… – по слогам произнес отец, положил мне руку на плечо, даже отодвинул в глубь коридора. – Потом, Петя. В другой раз.