— Ты не поняла? — Клава надвинулась на Катю-мышку. — Полный чепец хозяйкиной власти. Ребята, я здесь останусь. Меня все равно дома никто не ждет, а здесь мне понравилось. Зелень, живые грибочки… компания неплохая. Маше от меня передавайте огромный привет. Мишу оставляю себе в помощники.

Миша вскочил, вытер ладони о спортивные штаны и встал рядом с Клавой. Ростом он был ей как раз по грудь, на которую смотрел с вожделением третьи сутки.

— Я согласный.

Соплеменники Миши, размахивая руками, ругательно залопотали.

— Боятся, что его задавлю, — с мрачным юмором прокомментировала Клава. — Не боись, мужики, живой останется.

Закурив пятую сигарету, Эдик сплюнул в сторону.

— Твою мать. Детский сад в подземелье. Жора, делать нечего, будем чай пить, все равно часа два результатов от ребят ждать.

Бойцы подхватили стол и стулья, придвинули ближе к дивану. Плотно расселись.

Налив в чашку воды, Жора отсел на нары.

— Я пока есть не могу, перепил вчера. Эдик, будем возвращения ребят ждать?

— Зачем? — Эдик насыпал в поставленную перед ним кружку горку заварки. — Если случится чудо и они действительно выйдут на наши разработки, то чего им возвращаться?

Женщины пили чай молча. Оля-колобок «нечаянно» приваливалась полной грудью к понравившемуся бойцу. Тот стеснительно млел.

Длительное время ожидания тянулось и тянулось.

Рация Эдика оборвала неизвестность.

— Товарищ майор, мы вышли на наших. Маша здесь, ее сейчас наверх поднимают.

Переглянувшись с Жорой, Эдик осторожно уточнил:

— С ней все в порядке?

— С ней — да. А наши охранники слегка в шоке.

Как по команде, все бойцы встали, Эдик допивал крепкий чай.

— Девочки, собираемся, через десять минут выезд. Гриша, смени Васю за рулем, пусть чаю попьет. Вы, — он указал на Катю, — если есть документы, сдайте мне. Ну, чего все стоят? Быстро!

Женщины разом закопошились в своих вещах. Напряжение ушло окончательно, и теперь каждая из них говорила громко, не слушая других.

— Уеду отсюда и пить зарекусь… — Оля обещала исправиться не себе, а бойцу, ликующе чувствуя симпатию к себе. — Света белого не видим, работаем как рабы, с утра до ночи и бесплатно… Домой, домой!

— Так! — Эдик прохаживался по столовой с серьезным видом. — Кто будет писать заявление о незаконном удержании против воли?

На пару секунд все замерли, но, не отвечая, продолжили собирать вещи. Эдику ответ не понравился.

— Узбеков-таджиков не спрашиваю, они люди бесправные. Оля! Заявление писать будешь?

Колобок медленно сняла халат, демонстрируя бюстгальтер нереального размера.

— Что я, враг себе самой? Катька-мышка позвонила моим родителям и набрехала, что я в командировку в тайгу уехала и там телефоны не берут. Моим-то и забот меньше. Я по ночам пьяная на весь дом пою. А сейчас у них тихо, соседи милицию не вызывают, всем хорошо.

Людка-истеричка хмыкнула.

— А что же ты здесь не пела?

Натягивая свитер, Оля резко натянула его с головы на плечи.

— Так я же трезвая, полудурок. А в трезвом виде какая может быть народная песня?

— А вот ты? — Эдик ткнул пальцем в Людку-истеричку.

Та завелась с пол-оборота и, визжа, выдала свою «программу максимум»:

— Здесь я точно оставаться не хочу. Обрыдло за бесплатно вжаривать. Но мы теперь с Натахой-неряхой способ придумали. Будем жить в моем бараке, а Натахину квартиру сдавать. На это и будем пить.

Затушив сигарету в банке из-под майонеза, Эдик удобнее перевесил автомат.

— Убьют вас, женщины. За квартиру точно убьют.

— Да и хрен с ней, со смертью. — Натаха-неряха загоготала птицей-куликом. — Зато попьем до усрачки напоследок.

Смотреть на Натаху и Люду было неприятно, и Эдик отвернулся от них.

— Ваш выбор, вам и мучиться.

— А вот ты, актриса погорелого театра, пить бросишь?

Насупленная Настя, пьющая третий стакан чая, покивала головой:

— Брошу. Уже бросила. Попрошусь обратно в актрисы, хоть статисткой, хоть пнем третьим слева. Надоело быть никем.

— Ну-ну, посмотрим. — Эдуард подхватил из коробки кубик сахара и кинул в рот. — Жора, нам нечего будет предъявить Любови Николаевне. Ты сам будешь заявление писать?

— Я? — Жора с изумлением смотрел на Эдика. — Я же сам сюда напросился. Плохого она мне ничего не сделала. Хотела, правда, для постельных утех оставить, так не оставила же. Считай, выжил.

— А Маша?

— Вот у самой Маши и спросим. Ну, что, грузимся?

Эдик встал в военную позу, широко расставив ноги.

— Девушки! Строимся и организованно едем в город. Вам все-таки придется заехать в милицию и написать объяснительные записки по факту нахождения на территории военного секретного объекта. Ребята, выводите их. Клава, до свидания.

Эдик пожал руку Клаве, та зарозовела.

— Вы про нас тут не забудьте, а Машу я в гости жду, хорошая она баба.

— Я в курсе.

Почти все вышли из столовой. Жора усиленно чистил салфетками куртку и ботинки.

— Ты чего марафет наводишь? — Эдик с удивлением смотрел на Жору. — В поселке переоденешься.

Жора не переставал чиститься.

— Я пока ждал результата, столько адреналина выработал, что аж протрезвел. В город поеду, к Зое. Это подруга моя.

— Не забыл? Сегодня в семь у Гены, ведь у него день рождения.

— Вот именно. Будет одной красивой женщиной больше. Давай…

— Чего?

— Как чего? Пятьдесят семь километров по бездорожью, вертай взад ключи от «Хаммера».

* * *

Когда охранники подобрали челюсти при виде меня, я намекнула, что в туннеле не очень жарко. При семи градусах, так сказать, тепла стоять в джинсах и тонком халате опасно для здоровья.

Охранники, опасливо на меня поглядывая, связались с Александром, тот сначала обрадовался моему нахождению, а затем минут пять ругался матом, предполагая способы наказания за плохую охрану объекта.

Саша сам спустился в туннель, прихватив теплую куртку. Сняв шлем скафандра, он поцеловал меня и продолжил возмущаться слабой охраной объекта. Давным-давно было вынесено решение об установлении решеток во всех старых туннелях, но руки до этого так и не дошли. Александр никак не мог успокоиться, боясь серьезного разговора с Академиком.

В лифте я не могла согреться даже в куртке. И только наверху, в Зоне, когда мы прошли по длинным коридорам в лабораторию, я стала согреваться.