– Ну так давай тащи, екарный бабай! — прикрикнул на него Муромец. — Мы все погибаем от ползучей жажды!

– А может, в дом пройдем? Там и пообедаем? — вкрадчиво предложил колдун. — Там уж больно хорошо, прохладно!

– Пошли! — кивнул Добрыня, который в своих железных доспехах едва не сварился вкрутую, как яйцо!

В доме колдуна было грязно. На стенах висели разнообразные мечи, боевые топоры, секиры и даже нунчаки, а по углам стояли деревянные идолы со зверскими физиономиями. В сторонке стоял скатанный в рулон ковер, а прямо на полу валялись два увесистых тома: «Большая магическая энциклопедия» и «Кулинарная книга». Столик был низенький, сидеть за ним можно было только поджав ноги, по-турецки.

Старик тотчас подлетел к какому-то ящику и извлек из него на свет четыре запыленных бутылки.

– А может, вам анжуйского или амонтильядо? — с надеждой осведомился он.

– Ядо можешь оставить себе! — сурово сказал Муромец. — Нам чего попроще и закусон. Это главное!

– Жареного мясца?

– Да, неплохо бы. И это... чем больше, тем лучше!

– Есть копченые ножки, ручки, пальчики...

– Тьфу ты, зараза! — возмутился Илья. — А человеческой пищи нет?

– Так ведь это и есть... — Колдун закашлялся. — Чем не еда?

– Нет! — покачал головой Яромир. — Это ты сам жри! А нам найди что-нибудь другое!

– Гм... — задумался колдун. — Так сразу и не сообразишь.

– Думай быстрее, пока я тебя не пришиб! — рявкнул Муромец. — Сил нет, как жрать охота!

– А! О! — Колдун даже подскочил на месте. — А сыра не хотите?

– Сыра? — задумались друзья. — Тащи, только с хлебом!

– Хлеб из костной муки, — с садистской радостью доложил старикашка. — Мука хорошая, качественная! Высший сорт. Сам косточки собирал, сортировал, молол тоже сам... На некоторых еще мясцо осталось!

У Поповича комок застрял в горле. Он с трудом прокашлялся, выдавив низкий горловой звук.

– Да... — протянул он. — Похоже, и хлеб отпадает. Слушай, людоед, а хоть сыр-то у тебя нормальный?

– Как есть нормальный, — закивал колдун. — От франкского рыцаря остался. Он тут по окрестностям путешествовал, а сыр в котомке держал... Ну я и взял на всякий случай. Про запас. Так что, нести?

– Погоди, — остановил его Муромец. — А рыцаря-то ты куда дел?

– Как куда? — пожал плечами колдун. — Само собой, съе... Тьфу! Заговорили вы меня совсем! Отпустил, конечно. Нешто я зверь какой? Домой отправил, вдобавок пожелал всяческих благ. На том и расстались — добрыми, хорошими друзьями, — добавил он и провел ладонью по животу. — Хороший был рыцарь...

– Ладно, колдун, тащи сыр! — сказал Попович, — и не забывай, что ты у нас на прицеле! Шаг вправо, шаг влево — и стрела во лбу!

– Да, да, конечно! Я все помню! — пролепетал старик и ринулся за сыром.

Все из того же ящика он вытащил целый круг отличного сыра.

Илья принюхался, прищурился и доложил:

– Пошехонский!

Прошло не меньше минуты, а сыр был съеден, и вино выпито.

– Постойте, постойте! — неожиданно испугался колдун. — Что ж вы так быстро-то? Вы даже не слышали несравненного пения Зухры!

– Кого-кого? — удивленно переспросил Яромир, поднимая брови.

– Зухры! — торжественно произнес старик. — Зухра — лауреат фестиваля «Кумарский базар»! Поди сюда, голубка!

Из соседнего помещения в комнату ввалилась, кривляясь и корча рожи, здоровенная, рыжая с проплешинами обезьяна. В правой лапе, заросшей густой шерстью, она сжимала гусли.

– Дорогая, спой гостям! — попросил старик.

Зухра артистично закатила глаза, сморщилась, развалила в добродушной ухмылке красную слюнявую пасть и, ударив лапой по гуслям, затянула песню.

Богатыри на какое-то время впали в ступор.

Добрыня пришел в себя первым.

– Ну и уродина! — выдохнул он, сглотнув подступивший к горлу ком, и вылил себе на голову остатки вина. — Какая гадость!

– Н-да! — философски отозвался Попович. — Она, и накрашенная, страшная, и ненакрашенная...

– Да полно, — не согласился Яромир. — У нас в деревне и похлеще есть! Нюрка, например. У нее вообще две головы. Смотришь, и кажется, что в глазах двоится!

– Верно, — кивнул Муромец, — ничего баба. На Зойку-каракатицу похожа. Только похудей. И волосу больше, а так — она!

– Да что вы, братцы! — не выдержал Попович. — В своем ли вы уме? Присмотритесь получше, это же обезьяна!

– А что, обезьяна не человек? — нахмурился Илья. — Я вот по свету много хаживал... Любую нацию уважаю!

– Обезьяна — не нация! — продолжал гнуть свое Попович. — Это зверь, дикий и злобный!

Между тем «дикий и злобный зверь» еще раз ударил по струнам и хриплым пропитым голосом объявил:

– Русская народная!

Друзья замерли, боясь пошевелиться.

Заскрипели ворота,

Затряслися петли!

Мы с тобою тра-та-та,

Только ты не медли!

– Чей-то я таких песен не слышал! — засопел Илья Муромец. — А потом, что такое «тра-та-та»? Алеша, объясни!

Попович покраснел и отвел глаза.

– Вот видишь, и ты не знаешь! — сказал Илья. — Плохая песня! У нас, вон, Яромирка лучше сочиняет! Давай что-нибудь наше, задушевное!

Обезьяна поквохтала что-то на своем непонятном наречии и довольно сносно исполнила камаринскую, затем «Рябинушку» и очень торжественную, но грустную песню под названием «Интернационал». Никто ее не понял, но прочувствовали все. Илья даже прослезился.

– Давай еще! — скомандовал он.

Обезьяна спела еще. Потом еще и еще. Понемногу богатырей стало клонить в сон, и, когда Зухра спела колыбельную, друзья уже храпели самым беззастенчивым образом.

Яромир проснулся первым. Он продолжал бы спать и дальше, но уж больно руки затекли. От этого и проснулся. Попробовал повернуться поудобнее — и не смог.

«Связали! — понял Яромир. — Вот проклятый старикашка, чего отчебучил! По рукам, по ногам спеленал, как младенца! Стоп! А где остальные?..»

Остальные оказались тут же и были связаны с не меньшим искусством. Входная дверь тихонько скрипнула, и в дом вошел старикашка. Довольно потирая руки, он склонился над Яромиром.

– Ну что, соколик, проснулся? Это хорошо! Значит, ты у меня в суп и пойдешь! Вот вода в котле закипит — и в суп! А остальных засолю, замариную и завялю! Вот привалило так привалило! А ты, соколик, пока сидишь, можешь звать на помощь, плакать и жаловаться. От этого только мясцо слаще! — Он подхватил с пола кулинарную книгу и вышел во двор.