– А ты что, не хочешь?

– Ну, этими делами Макс рулит, – пожал плечами Юра. – Он мужик умный, он сам все поймет. И про друга он знает, и вычислит его, если надо. Ему камушки нужны, он их к делу пристроит…

– А тебе не нужны?

– Да как-то не очень. У меня все есть, дом, хозяйство, – без всякого притворства сказал Павельев. – Привык я к этой жизни, не хочу ее менять…

– У тебя все хорошо, пока ноги ходят, а случится вдруг что, как жить будешь?

– Тьфу-тьфу… Макс меня в беде не оставит. Он меня и сейчас деньгами хорошо подогревает. Мне даже работать не надо, за деньги пожрать могу купить. Деньги есть, с этим без проблем…

– А если с Максом что-то случится?

Юра посмотрел на нее сердито, тяжелым взглядом:

– Что ты все каркаешь? Нельзя так. За языком следить надо, а ты не следишь, как метлой метешь. Потому и влипла в историю…

Как это ни странно, но Ася не обиделась на него и даже не надулась. Не вызвала в ней протеста грубо высказанная правда… Лежала бы сейчас где-нибудь на ялтинском пляже, грела пузо на жарком солнце, а рядом бы Егор коптился. И по Крымскому побережью бы ездили в поисках участка под гостиницу. За четыре миллиона можно было бы большое здание отгрохать, номеров на сто. Но, главное, никто бы не искал Асю, чтобы упрятать за решетку. Если бы, да кабы… Если бы языком как помелом не махала…

– Если с Максом что-то случится… Может и случиться. – Павельев смотрел на Асю, но, казалось, обращался не столько к ней, сколько к себе. – Все может быть… Но так он мне с четырех миллионов на мой счет отсыплет. Хорошо отсыплет… Да и не надо за него переживать. За себя переживать надо, – вздохнул он. – Старею я, нога слабеет. Тяжело на одной ноге будет. Сейчас вроде ничего, а что дальше будет, лучше не думать…

– Баба тебе нужна. Здоровая баба, чтобы помогала, – в раздумье проговорила Ася.

Нравился ей Юра. Не самый лучший, конечно, вариант, но на безрыбье сгодится. И она совсем не прочь была поселиться у него на правах хозяйки. Ведь лучше с ним жить, чем без него, но в тюремной камере. Он и сам от кого-то прятался долгое время, и не нашли его – значит, место это безопасное, и никакая полиция ее здесь не найдет. К тому же дом у Юры действительно превосходный, да и брат хорошо помогает.

– Баба мне нужна, – уныло глянул на нее Павельев. – Только я бабам не нужен.

– Почему?

– Да потому что ноги у меня нет.

– И что с того?

– А то, что вместе с ногой сила моя ушла. Был у меня стойкий оловянный солдатик, – с горечью во взгляде усмехнулся Юра. – Солдатик остался, только он уже не стойкий…

Ася поняла, о чем речь, но сдержала себя, не засмеялась, даже не хихикнула:

– Что, и никакие припарки не помогут?

– Не знаю, – пристально посмотрел на пленницу Юра.

– А вдруг?

Взгляд его неожиданно стал злым, однако Павельев взял себя в руки, и взгляд у него смягчился.

– Все, закончен ужин, – поднимаясь со своего места, сказал он. – Пошли, я тебе комнату покажу.

– Ты что, обиделся? – попыталась удержать хозяина дома Ася.

Но бесполезно. Он ушел, а она осталась на месте. Выпила, закусила.

Она не стала смотреть свою комнату. Не дождавшись ее, Юра заперся в своей спальне, а женщина продолжала сидеть и молча накачиваться водкой. В конце концов поднялась, пошатываясь, стала убирать со стола, сложила в мойку посуду, вышла в каминный зал, а оттуда в маленький холл, откуда на второй этаж тянулась лестница. Но кроме лестницы здесь были еще две двери: одна вела во двор, другая – в спальню хозяина дома. Павельев заперся в своей комнате, но входная дверь почему-то осталась открытой. И собака по двору не бегала…

Ася постучалась в дверь к Юре. Тишина. Или спал он, или притворялся. Может, он потому и входную дверь отворил, чтобы проверить ее на вшивость? Но ведь она и не думала сбегать…

Ася закрыла входную дверь и поднялась на второй этаж, где в самой большой из двух спален ждала ее расправленная постель с чистым бельем. Немаленькая комнатка, с хорошей модной мебелью и телевизором. Здесь хотелось жить. И она будет жить – добровольно и без принуждения. Не станет она сбегать, и пусть Юре станет стыдно за свои подозрения насчет нее.

«Владимирский централ, ветер северный…»

Заскорузлые пальцы ловко перебирали гитарные струны, голос у Мартына громкий, и он легко брал высокие ноты. Правда, чем выше он забирался, тем больше фальшивил.

«Этапом из Твери, зла немерено…»

И Владимирский централ в его жизни был, и северные ветра насквозь продували. Правда, этап не из Твери шел, а из Москвы. Пять лет отмотал он за наркоту, которую менты нашли у него в кармане. Если бы подбросили дурь, тогда бы не так обидно было, а то ведь реально с поличным попал. Целый пакет с кокаином у него забрали, там на сотню чистых, не разбавленных доз было. Мартын этот товар на точку вез, а тут вдруг менты… Семь лет строгого режима, пять реально отмотал. Ишим бы убил его, если б узнал, что он освободился условно-досрочно. Правильный пацан не должен принимать поблажки от администрации, он обязан мотать до самого звонка… Но Ишима больше нет, и от его бригады остались одни воспоминания. В Ростоке сейчас совсем другие люди масть держат, Мартын к ним даже соваться не стал, потому что раньше в контрах с ними был. Он сейчас в Битово живет. Подругу здесь себе нашел, женился на ней, с работой у него все устроилось, быт наладился. В криминал больше не тянет, хотя иногда накатывает ностальгия. Раньше он за один день поднимал столько, сколько за месяц в своем автосервисе не заработать. Но тогда он в струю попал, у Ишима организация серьезная была, а сейчас за Мартыном никакого прикрытия. Если той же наркотой заняться, быстро прогоришь, а у него жена беременная, второго ребенка ждет. И хочется рискованным и прибыльным делом заняться, а ситуация не велит…

Рабочий день сегодня, машины в гараже стоят – на одну сигнализацию надо ставить, с другой внутреннюю обшивку снимать, чтобы звукоизоляцию потом сделать. Работы много, но сейчас перерыв на обед. Перекус они уже с Пашкой сделали, еще немного посидят, и вперед.

Мартын отложил гитару, закурил. Не так уж и плоха у него жизнь. Да, вкалывать приходится, зато вечером домой можно пойти, к семье, да еще с деньгами. Жена у него, может, и не красавица, зато все на месте, как у всякой справной бабы. Она и на кухне хорошая хозяйка, и вообще – любой голод утолит. Это в зоне их после работ в столовую вели на гнилую баланду, потом хата, где все друг друга ненавидели, где не жить приходилось, а выживать… Нет, не хочет он больше на зону. Поэтому надо идти работать.

Но Пашка не торопился спускаться вниз, к машинам. Хмурый он сидит, взгляд тусклый, голова опущена.

– Ты чего такой кислый, братан? – спросил Мартын.