– Вниз, – она поднялась и посмотрела на меня сверху вниз. – Знаешь, для человека, которому вот-вот обломится, ты задаешь слишком много вопросов.

* * *

«Вниз» располагалось примерно на среднем этаже Башни и, как известил лифт, именовалось рекреационным уровнем. Двери разъехались, открыв взгляду лишенное перегородок пространство фитнес-центра. Тренажеры притаились в сумраке, словно грозные насекомые. У задней стены растянулась паутина кабелей, шедших от дюжины стоек виртконтакта.

– Что, прямо здесь? – беспокойно поинтересовался я.

– Нет. Закрытые кабины сзади. Пойдем.

Мы двинулись сквозь лес замерших машин. Свет вокруг них вспыхивал при нашем приближении и снова гас, когда мы проходили мимо. Я наблюдал за происходящим из неврастенического грота, который разрастался вокруг меня, будто коралл, с момента, когда я еще был на крыше. Слишком много времени в виртуальности иногда может вызвать такой эффект. После того как из нее выходишь, в голове начинает словно бы саднить: появляется неприятное ощущение, что реальности не хватает резкости; рассудок то затуманивается, то проясняется, – наверное, так чувствуешь себя на грани безумия.

И новая порция виртуальности – определенно не лучшее лекарство от этого.

Кабин было девять – пронумерованные модули, волдырями вздувшиеся на дальней стене. Седьмой и восьмой были приоткрыты, из дверей сочилось неяркое оранжевое сияние. Вардани остановилась перед седьмым, и дверь перед ней распахнулась. Из проема полился ласковый оранжевый свет, настроенный на мягкий гипнорежим. Деликатное свечение. Вардани обернулась ко мне.

– Заходи, – сказал она. – Восьмой – вспомогательный к седьмому. Нажми «по взаимному согласию» на панели меню.

И шагнула в теплое оранжевое сияние.

В восьмом модуле кто-то решил покрыть стены и потолок эмпатистскими психограммами, которые в освещении гипнорежима казались просто беспорядочным набором пятен и завитушек. Но, с другой стороны, эмпатистское искусство так по большей части для меня и выглядело при любом освещении. В модуле было тепло, но не жарко. Возле дивана с подстройкой под тело стояла сложно закрученная металлическая спираль, выполнявшая роль вешалки.

Я снял одежду, лег на диван, надел шлем и, дождавшись появления дисплеев, выбрал опцию взаимного согласия. Я чуть не забыл отключить блокировку физиологической обратной связи и успел сделать это буквально за секунду перед загрузкой.

Оранжевый свет словно уплотнился, превратившись в подобие тумана, в котором плыли завитушки и пятна психограмм, походя то ли на сложные уравнения, то ли на снующую в воде живность. На какое-то мгновение я задумался, специально ли художник заложил эти ассоциации – эмпатисты странный народ, – но тут оранжевый туман начал редеть, таять, словно пар, и я оказался посреди огромного туннеля из черных решетчатых металлических панелей, освещенного только красными вспышками светодиодов, череда которых тянулась в обе стороны, теряясь в бесконечности.

Из решетки прямо передо мной появился еще один сгусток оранжевого тумана, из которого сформировалась определенно женская фигура. Я как зачарованный смотрел, как из этого общего контура постепенно проступают черты Тани Вардани – сначала ее окутывал сплошной мерцающий оранжевый дым, затем дымная вуаль, затем обрывки вуали, и наконец не осталось ничего.

Бросив взгляд на себя, я обнаружил, что тоже обнажен.

– Добро пожаловать в загрузочный отсек.

Я снова поднял голову, и в голове сразу промелькнула мысль, что Таня уже поработала над своим внешним видом. По большей части конструкты воспроизводятся на основе образа, хранящегося в памяти, автоматически отсекая слишком уж оторванные от реальности представления, – в итоге человек предстает практически как есть на самом деле, минус пара кило и, может быть, плюс пара сантиметров. Версия Тани Вардани, стоявшая передо мной, не имела таких расхождений с оригиналом – единственное, что было новым, это общее впечатление физического здоровья, которого пока еще не было в реальности; или, возможно, просто ушло общее впечатление нездоровья. Глаза были менее запавшими, щеки и скулы менее выступающими. Под слегка округлившейся грудью все еще выпирали ребра, но худоба была намного менее выраженной, чем я мог себе представить, когда видел ее одетой.

– В лагере с зеркалами туго, – сказал она, видимо, что-то прочитав на моем лице. – Если не считать места, куда тебя приводят на допрос. А от своего отражения в оконных стеклах со временем приучаешься отворачиваться. Я, наверное, все еще выгляжу намного хуже, чем думаю. Особенно после той заплаты, которую ты мне поставил в прошлый раз.

Я не смог придумать никакого мало-мальски подобающего ответа.

– Ты же, напротив… – она шагнула вперед и сжала рукой мой член. – Ну-ка, что у нас тут.

Эрекция возникла почти мгновенно.

Может, так были настроены протоколы системы, может, я слишком давно не получал разрядки. А может, причина крылась в некоем нечистом предвкушении обладания этим телом, на котором оставили свою печать лишения. Печать достаточно явную, чтобы тонко намекнуть на перенесенное жестокое обращение, и недостаточно четкую, чтобы вызвать отвращение. «Уроды, предпочитающие трахать заморенных подростков»? Трудно предугадать, как в этом отношении проявит себя боевая оболочка. Или вообще, если уж на то пошло, оболочка мужского пола. Что течет в нашей крови, в этих гормональных глубинах, где тесно переплетаются корни секса, насилия и власти? Эта бездна темна и непроглядна. Неизвестно, что в ней может обнаружиться при раскопках.

– Вот и славно, – выдохнула она, приблизив губы к моему уху и не убирая руки. – Но я ожидала большего. Ты плохо о себе заботился, боец.

Другая ее рука провела по моему животу от основания члена до ребер. Словно инструмент плотника, полирующего доску, ладонь Вардани повлекла за собой складку жира, которая уже начала образовываться вокруг искусственно наращенной брюшной мускулатуры моей клонированной оболочки. Я опустил глаза и, слегка содрогнувшись, увидел, что жировая прослойка и впрямь начала сходить, истаивая по ходу продвижения вверх ее прижатой к коже ладони. По животу разлилось приятное тепло, словно от глотка виски.

– Сис-темная м-магия, – выдавил я сквозь спазм, настигший меня, когда плотно сжатая на члене рука Тани заскользила вперед, а другая заново начала разглаживать.

Я в свою очередь потянулся к Вардани, но та отпрянула.

– Не-а, – она отступила еще на шаг. – Я еще не готова. Смотри на меня.

Она подняла руки и прикоснулась к грудям. Тыльной стороной ладоней приподняла их и отпустила снова, и они стали больше и полнее. Соски – на одном из них прежде, кажется, была трещина? – набухли, потемнели и заострились, словно шоколадные наконечники, венчающие медную кожу.

– Нравится? – спросила Вардани.

– Даже очень.

Ее раскрытые ладони снова накрыли груди и произвели несколько круговых массирующих движений. На этот раз, после того как она опустила руки, ее грудь размером уже почти сравнялась с не подчинявшимися гравитации формами наложниц Джоко Роспиноджи. Заведя руки за спину, Вардани проделала нечто аналогичное с ягодицами и повернулась, чтобы показать мне их преувеличенную, мультяшную округлость. Наклонившись вперед, она развела их в стороны.