«Стихотворения “К Синей звезде” безусловно относятся к Елене Карловне Дюбуше, за которой Гумилев ухаживал — и это было известно, — писал в письме к Г. П. Струве М. Ф. Ларионов, известный художник и один из ближайших знакомых Гумилева в эти парижские месяцы 1917 г. — Насколько он сильно ею увлекался? Не знаю, думаю, ему нужно было — он всегда склонен был увлекаться. Это его вдохновляло. Насколько мне кажется, у него в это время был другой предмет увлечения. Но Елена Карловна, чужая невеста, это осложняло его чувства… Это давало ему новые ощущения, переживания, положения для его творчества, открывало для его поэзии новые психологические моменты. “Синяя звезда” (Елена Карловна) была именно далекой и холодной (для него) звездой. “Под Голубой звездой” — это то, что он проецировал и как хотел назвать (как говорил, неоднократно, мне и Наталье Сергеевне [Гончаровой]) сборник стихов, посвященных парижскому пребыванию и написанных в Париже. Возможно, позже эти чувства были пересилены другими чувствами, которые остались и вылились “К Синей звезде”? “Под Голубой звездой” звучит как место, где совершались известные события и вещи» (Жизнь Николая Гумилева. Л., 1991. С. 102–103). Здесь, между прочим, нужно отметить, что проставленное на обложке книги название «К Синей звезде» можно считать авторским достаточно условно (см. об этом в комментарий М. Д. Эльзона: Гумилев Н. С. Стихотворения и поэмы. Л., 1988. С. 538–539 (Б-ка поэта. Большая сер.), так что не исключено, что сообщаемая М. Ф. Ларионовым формула является неким «исходным вариантом», который использовал С. К. Маковский, издавая рукопись уже после смерти Гумилева, в 1923 году.

Выше уже указывалось, что в этой истории для Гумилева присутствовал элемент обобщения, «универсализм». И действительно, блудная страсть выступает здесь, так сказать, в чистом виде. Роман Гумилева и Е. К. Дюбуше — классическая «игра в любовь как с его, так и с ее стороны, причем ни малейших сомнений на этот счет ни она, ни он не испытывают. Как выражался в подобных случаях Л. Н. Толстой, «он знал, что она знает, что он знает…». И действительно, если отбросить этот «игровой» момент, то Гумилев предстает здесь обычным прелюбодеем, совращающим чужую невесту. Но и Елена Карловна, в отсутствие жениха, свадьба с которым для нее дело решенное, не считает предосудительным флиртовать с заезжим русским поэтом, рассказывая ему в интимных беседах —

Заметим, что состоявшееся, наконец, замужество Е. К. Дюбуше вызывает у Гумилева лишь галантную «куртуазную» реплику:

О какой «бессмертной любви» можно говорить? И то, что роман этот так и остался «неосуществленным до конца», «вовсе платоническим», по слову Гумилева, — дела отнюдь не меняет. «Если же кто, по видимости, сохранит тело свое от растления и блуда, внутри же любодействует пред Богом, блудничая в помыслах, — писал преподобный Макарий Великий, — то иметь тело девственным никакой нет пользы. Ибо написано: всяк, иже воззрит на жену, ко еже вожделети ея, уже прелюбодействова с нею в сердце своем (Мф. 5:28). Есть блуд, телом совершаемый, и есть блуд души, с сатаною общающейся» (Добротолюбие, избранное для мирян. М., 1997. С. 227).

То, что его «бессмертная любовь» к Елене Карловне не что иное, как «общение с сатаной», Гумилев прекрасно понимал. Кажется несомненным, что обе версии заглавия книги — и та, которая была проставлена Маковским на обложке гумилевской рукописи, и та, которую сообщает М. Ф. Ларионов, — несут откровенную люциферианскую знаковость, восходя к образу «утренней звезды», Денницы, одного из главных символов дьявола (см. об этом: Слободнюк С. А. Николай Гумилев. Проблемы мировоззрения и творчества. Душанбе, 1992. С. 57–58). Понять их, следовательно, можно либо в качестве указания на то, что порождаемый отношениями лирического героя и героини «эрос» есть «движение к дьяволу», т. е. как раз блуд в самом содержательном определении своем (эрос любви, как мы помним, есть движение в противоположном направлении), либо просто в качестве обозначения того, что все происходящее находится «под знаком Люцифера». Получается, что H.A. Оцуп и другие гумилевские критики искали в этих стихах содержание, передающее любовное мировосприятие — и, естественно, не находили, ибо из кувшина, как известно, нельзя вылить то, чего не наливали. Переживания лирического героя Гумилева — не переживания любящего, а переживания блудника, сознающего весь ужас своего падения и не могущего освободиться от темной, «ночной» страсти греха:

Его страсть к героине противна Богу, она вызывает Его гнев и приближает героя к геенскому пламени:

Если любовь страстно желает соединения с любимым, то переживания блуда вызывают у нормального человека желание поскорее расстаться с объектом вожделения, убежать, забыть о своей позорной слабости:

Любовь утверждает жизнь, блуд ведет к смерти. Любовь «не делает зла», блудник видит в объекте вожделения виновника своего падения, и потому, блуд сочетает чувственное влечение с равнодушием к страданиям «партнера»:

Лирическая героиня — «лишь синяя звезда», утренняя Денница, «мучительно, чудесно и неотвратимо» губящая красотой «дурманящего тела» охваченного «истомой» героя:

Ни о какой любви «никогда не перестающей» нет и речи — лирический герой прекрасно понимает, что