не терял, вернулся он с полными карманами песет. Сеньор Чакон был одним из тех испанцев-“индианос”, что после триумфального возвращения на родину сделались почти что аристократами, хотя свое состояние он сколотил сначала на строительстве, а затем на торговле табаком, специями и кофе. У семейства Чакон имеются поместья в разных странах Центральной Америки, а также внушительный традиционный кантабрийский дом в Сантильяне-дель-Мар.

Старший сын Чаконов работает в Банке Испании, младшая дочь Долорес только что сделала удачную партию с одним из лучших представителей сантандерской буржуазии, но сохранила свою аристократическую фамилию. А вот средний сын, двадцати семи лет от роду, совсем другое дело – беспечный прожигатель жизни.

Чтобы чем-то занять непутевого сына, а также в качестве вложения средств два года назад семейство приобрело маленький отель рядом с пляжем Санта-Хуста в Убиарко, где начал набирать силу туризм благодаря растущей известности благотворных свойств морских ванн, особенно с тех пор как эти купания вошли в моду. Отель назвали “Голубым домом”, поскольку именно в этот цвет сеньора Чакон велела покрасить ставни и двери – в тон морю.

Среднего сына Чаконов – прожигателя жизни – зовут Игнасио. Он не какой-то непроходимый тупица, а всего лишь беспечный лентяй, от которого уже забеременела одна из служанок, и дело без лишних разговоров исправил семейный доктор. Игнасио спустил немало денег на вино, шлюх и азартные игры, в сантандерском “Гран Казино” его узнают в лицо.

После бесчисленных попыток призвать сына к порядку и угроз лишить его наследства дон Антонио Чакон, посовещавшись с супругой, решил пристроить своенравного отпрыска к делу, пусть даже только на лето, – может, это привьет непутевому парню уважение к их состоянию и роду, за которые он тоже должен нести ответственность, а затем надо выгодно женить этого паршивца. Ведь они, в конце концов, богаты. Найдется предостаточно кандидаток из высшего света, пусть даже парня не интересует ничего, кроме развлечений.

Игнасио расценил необходимость проводить лето в “Голубом доме” и руководить гостиницей как несправедливое наказание. Он не слишком серьезно относился к работе и частенько тайком наведывался в столицу, для него обязанности управляющего отелем были лишь платой за возможность жить в свое удовольствие.

Из сплетен Хана знала, что дон Игнасио любит лишь вечеринки да деньги. А еще она знала, что он холост, о чем Клара неустанно напоминала ей. И что, конечно, ему, как кабальеро, придется жениться на девушке, которая от него забеременеет. Прямо как с кузиной Тенсией, сказала Клара. Разве брак по расчету не может в конце концов породить любовь? Ведь эта песня стара как мир.

Я не хочу отклоняться от повествования. Ты же понимаешь, что у нас не так много времени. Возвращение к прошлому требует больших и порой болезненных усилий. Мы в июне 1947 года, стоит невыносимая жара, северные края тоже умеют раскаляться.

Хана спускается по дорожке, ведущей к “Голубому дому”, путешествуя по лабиринту своих сладостно-горьких мыслей. Конечно, она любит Луиса, по-настоящему любит. Однако этого недостаточно. Но ведь ее родителям хватило? Хватило чего? Жить в жалкой лачуге? Быть бедняками, работать от рассвета до заката, вечно голодать? Иметь только одно залатанное платье, в котором можно пойти на танцы, где собираются лишь несчастные деревенщины, люди без будущего? Такие же, как она сама. Погибнуть от бомбы в лисьей норе? Луис даже не пастух, не моряк, у которого есть своя лодка. Он ей ничего не может предложить. Вообще ничего. Поцелуи да объятия, любовный лепет, но все это со временем износится, как метла, которой метут и метут один и тот же пол. Вообще-то он врун, и иногда она презирала его за это, ведь он не любил ее по-настоящему. Если бы любил, то поднялся бы высоко-высоко, стал бы чем-то, кем-то ради нее, предложил бы ей что-то большее – спасение от нищеты, а не пустые обещания, приукрашенные мечтами о детях, у которых тоже не будет будущего и с которыми на нее навалится еще больше работы, больше обязанностей, больше бессонных ночей.

Перед ее отъездом он взмолился, встал перед ней на колени, залив ей руки слезами; попросил, чтобы она его обняла, поклялся, что будет заботиться о ней. Его взгляд, полный любви, его необыкновенные синие глаза на какое-то мгновение загипнотизировали ее, так что ей не хотелось ничего другого, кроме как быть с ним. Но это длилось только мгновение.

– То, что между нами, это так прекрасно, Хана. Это так редко встречается. Разве ты не видишь? Ты правда хочешь это потерять? Хочешь бросить меня ради своей дурацкой детской мечты? – Луис повысил голос, он чуть ли не тряс Хану, крепко вцепившись ей в плечи. – Ты что, не видишь, что мы не сможем стать сеньорами, как бы много ни работали? Мы другой породы, Хана. Или ты меня не любишь? Неужели тебе не жаль уехать отсюда, бросить меня, свою семью? Что ты забыла в Убиарко? Хана, неужто лучше быть служанкой в чьем-то доме, чем хозяйкой в собственном? Останься со мной, давай поженимся… останься со мной. Скажи, тебе совсем не жалко бросать меня? – отчаянно молил он.

Но слова Луиса теперь в прошлом.

Спускаясь извилистыми тропками, Хана пытается выбросить из головы воспоминания и мысли.

– Одной жалостью жив не будешь, – произносит она вслух, эти слова она сказала ему как-то. И на этом все, она больше не станет разговаривать даже с призраками воспоминаний. Она шагает быстро, взволнованная, но полная решимости. Кажется, она даже не замечает, как ее обливает жаром безжалостное солнце, выжигающее зеленые поля вокруг.

Она идет по краю тропы, между истоптанной землей и травой, стараясь шагать осторожно, чтобы не поднимать пыль, и удивляется, почему такой роскошный отель не заасфальтировал дорогу, ведущую к нему из Убиарко. Поскольку деревьев на этом отрезке пути почти нет, разве что встретится где белая ива или смоковница, отсюда открывается захватывающий вид: светло-зеленые луга, прерывающиеся на горизонте линией безбрежного темно-синего моря. Странно, что все еще не показался сам “Голубой дом”, наверное, прячется за каким-нибудь изгибом дороги.

И в самом деле: за последним поворотом наконец возникает отель “Голубой дом”. Это не традиционный кантабрийский дом, а, напротив, современное здание, которому от силы лет пять-десять, белое с синими, распахнутыми настежь ставнями, крепящимися к стенам железными скобами в форме бабочек. Что-то среднее между французским деревенским домом и английским особняком.

Хана приближается к отелю и вот уже слышит журчание родника или ручья, которого отсюда не видно, она может рассмотреть этот свой новый “дом”, который намного больше, чем