— Явился! — проговорил тот, приподнимаясь из-за стола. — Ты вообще чем занимаешься?

— Делом об убийстве четверых туристов на озере… — с готовностью сообщил Уточкин.

Убитых аквалангистов он упорно называл «туристами», чтобы никто не догадался, что у него есть по этому делу собственные источники информации.

— Какого черта? — рявкнул майор, поднявшись во весь рост. — Это разве твоя задача? Ты разве в отделе по расследованию убийств работаешь? Ты у нас участковый!

— Но это убийство как раз и произошло на моем участке! — попытался возразить Василий. — И я как раз хотел доложить, что у меня по этому делу наметился прогресс…

Петр Порфирьевич был плотный, широкоплечий мужчина с квадратным красным лицом, но роста он вышел небольшого, поэтому, встав из-за стола, тем не менее смотрел на Василия снизу вверх, что показалось ему неудобным и унизительным. Поэтому он снова сел и проговорил, скрежеща зубами:

— Какой еще прогресс? Дело уже закрыто! Преступник арестован и сейчас дает признательные показания!

— Как? — удивленно переспросил Уточкин. — И кто же им оказался?

— Старый наш знакомый — Ленька Утюг! — сообщил майор с непонятным сарказмом.

— Утюг? — Василий растерянно заморгал. — Но разве он не сидит?

— Уже год как условно-досрочно освобожден. И, как видишь, снова взялся за старое. Его взяли на квартире у сожительницы, как следует тряхнули — и он во всем признался! На него и давить особенно не пришлось, на нем и без этого убийства столько висело…

— Но как он вышел на это дело? — спросил Василий удивленно.

— Как вышел, как вышел! — передразнил его Долгоносик. — Из лесу вышел! Увидел ящики с ценностями, перестрелял «археологов», погрузил ящики в машину и уехал… а потом заблудился в незнакомом лесу, заехал в болото, утопил машину… застрелил последнего участника группы и сбежал!..

— А почему он не взял ничего из ценностей?

— Потому что тяжело по лесу таскаться с грузом!

— А как же насчет человека в санатории, который наблюдал за лагерем? Он-то как сюда вписывается?

— Какой человек? Какой санаторий? — Майор грохнул кулаком по столу и поморщился — видно, ушиб руку. — Вообще, Уточкин, ты забываешься! Это не ты мне, это я тебе должен вопросы задавать! По поводу низкой раскрываемости преступлений, и вообще…

— Да, но его убили… — не уступал Василий. — Того человека, который следил из санатория, тоже убили. Значит, он являлся свидетелем. Значит, это преступление было заранее запланировано, и никакой Утюг…

— Трудно с тобой, Уточкин! — мрачно проговорил майор и положил тяжелые кулаки на стол. — Очень трудно! То убийство, про которое ты говоришь, к истории возле озера не имеет никакого отношения! То убийство наверняка бытовое, на почве совместного распития спиртных напитков!

— Да он, учитель этот, вообще капли в рот не брал!

— Ну у тебя и характер, Уточкин! Что значит — не брал? Значит, до этого сильно пил, а потом завязал. Ну а тут развязал, вот оно и случилось, бытовое убийство на этой самой почве… и вообще, Уточкин, уж это-то убийство точно не на твоем участке случилось, значит, нечего в нем копаться! Ты чем занимаешься в служебное время? Что конкретно за последние дни сделал?

— Вот как раз по этому делу работал, — повторил упорный Василий. — Мне пасечник дядя Петя рассказал, что в день убийства слышал шум мотоцикла, мы с ним отправились на то место, и его собачка нашла неподалеку закопанный третий ящик, и в нем…

Участковый хотел уже выложить на стол свой главный аргумент — найденную в ящике бронзовую лапку непонятно какого зверя, но Долгоносик не дал ему договорить:

— Какой еще дядя Петя? Какая еще собачка? Ты, Уточкин, у себя в деревне совсем одичал! Просто, можно сказать, утратил человеческий облик! Дяди Пети, дяди Леши, дяди Вани всякие, пасечники, плотники, печники… позапрошлый век! Ты сам, Уточкин, стал как леший какой-то! Никакой дисциплины, никакого порядка! Вон, пуговица верхняя не застегнута! Что за вид!

Василий схватился за пуговицу. Она была застегнута.

— И вообще, Уточкин, что у тебя творится? Ты вместо того, чтобы в чужие дела лезть, лучше бы со своими разобрался! У тебя ограбление сельпо в Кожуховке до сих пор не раскрыто! У тебя драка на танцах в Расческине осталась без последствий! А ты, Уточкин, вообразил себя этим… Шерлоком Пуаро! В газеты попасть хочешь? По чину не положено! В твоей работе что главное?

— Что? — машинально переспросил Василий.

— Вот, ты даже не знаешь, что в твоей работе главное! — отчего-то обрадовался майор. — Главное в твоей работе — это статистика, а конкретно — раскрываемость преступлений! А у тебя с этим плохо! Так что занимайся ограблением сельпо!

— Да чего им заниматься? — пробормотал Василий. — Там и не было никакого ограбления! Только замок сорвали, а взять ничего не взяли, потому что тетя Зина вернулась и спугнула их…

— Опять?! — рявкнул майор. — Тетя Зина! Дядя Миша! Баба Глаша! Сколько можно, Уточкин? Это же ни в какие новые ворота! И никто с тебя это ограбление не снимал! Мало ли, что ничего не взяли? Взлом был — значит, ты должен его расследовать!

— Я расследую… — Василий опустил голову. — Это наверняка Генка Сугробов из Печкина… больше некому, он один у нас на такие дела способный…

— Тогда где задержание? — перебил его Долгоносик. — Где арест, я тебя спрашиваю? Почему твой Печкин из Сугробова все еще разгуливает на свободе?

— Потому что доказательств нету…

— Потому что работать не умеешь! Взял своего Печкина, поработал с ним — сразу доказательства появятся! Учись у старших товарищей, Уточкин! Вот мы взяли Леньку Утюга, провели с ним правильную работу — и дело закрыто!

Василий тяжело вздохнул.

Он понял, что майор Долгоносик все равно не станет его слушать, поэтому незачем отдавать ему единственную улику — бронзовую лапку из третьего ящика. И уж совсем глупо пытаться рассказать историю, которую он узнал от отца Тимофея про загадочного немца, что рыскал по окрестным деревням и, по слухам, нашел в одном доме какую-то шкатулку. Начальство таких разговоров не поймет и подумает, что участковый Уточкин свихнулся на почве борьбы с преступностью. В лучшем случае влепят выговор и премии лишат. Дело-то закрыто.

— В общем, так, Уточкин, — сказал майор Долгоносик, поплотнее усаживаясь на стуле, — ты все понял?

— Понял, Петр Порфирьевич, — Василий сделал покаянный вид. — Больше такого не повторится…

— Ну иди… пока, — заместитель начальника управления утомленно перевел дух и обмахнулся скоросшивателем, — и чтобы с ограблением сельпо решил вопрос немедленно!

— Слушаюсь! — Уточкин щелкнул каблуками и стремглав вылетел из кабинета. — Ну и ну! — сказал он Анне Антоновне, которая пудрила красный нос перед карманным зеркальцем.