– Моя обязанность – служить ему. Есть разница.

Я вновь посмотрела на запястье Эдана; меня заинтриговал этот золотой браслет. Затем взяла миску и съела ложку рагу, прежде чем осмелилась спросить:

– Ты делаешь все, о чем он попросит?

Эдан выпрямился. На его коленях лежала нетронутая лепешка. Казалось, он совсем о ней забыл – или же потерял аппетит.

– Ну, я же пошел с тобой, верно? Несмотря на его запрет.

Я нахмурилась.

– Это всего лишь значит, что ты умеешь уклоняться от прямых приказов.

– Да, – пробормотал Эдан себе под нос. – К сожалению, Ханюцзинь научился довольно четко высказывать свои пожелания.

– Значит, ты обязан ему подчиняться?

– Да.

– Или что?

– Хватит вопросов на сегодня, ситара. Уже почти стемнело, и, вопреки твоему мнению, я собираюсь к себе в палатку. – Он встал и надвинул капюшон. – Остерегайся змей и скорпионов. – Пауза. – Но скажи, если увидишь пауков.

Он скрылся в своей палатке. Я не видела никаких пауков.

…

К седьмому дню в пустыне я поняла, почему Эдану так не нравилось здесь находиться. Каждый вдох опалял легкие, кожа так пылала, что мне было больно двигаться. Эдан строго экономил нашу еду и воду, что вводило меня в замешательство. Я видела, на что способна его скатерть. Я могла бы нафантазировать целые ведра чистой, прохладной воды. Что угодно, лишь бы утолить жажду.

– Нам обязательно так беречь воду? – спросила я с мольбой в голосе.

– Чем глубже мы заходим в пустыню, тем меньше там будет магии.

– Со временем станет легче?

– По большей мере.

По большей мере. Я потерла раздраженную шею. Голова болела, в горле пересохло от нехватки воды, но я отказывалась проявлять слабость. Не хотела нас замедлять.

Посему меня удивило, когда за пару часов до заката Эдан объявил, что пора разбить лагерь. Обычно он требовал, чтобы мы путешествовали до наступления ночи.

В месте, где мы поставили палатки, не было ничего особенного. Куда ни глянь, повсюду песок, но что-то заставило Эдана оживиться.

Он выудил из сумки пустую баночку.

– Зачем она тебе? – спросила я. Мой голос стал неузнаваемым. Хриплым и ломающимся.

– Для охоты на пауков, – объяснил Эдан, словно это самое естественное занятие в мире. – Золотые пауки встречаются крайне редко, но я чувствую, что нам улыбнется удача.

– Как мы его найдем?

– Глядя в оба. – Он лег на живот, поднимая горстку песка и позволяя ему просыпаться сквозь пальцы. – Мы близки.

– С тем же успехом можно искать иголку в стоге сена.

– Тогда предоставь это мне.

Я прикрыла рукой глаза. Песок обжигал.

– Ты сгоришь, если будешь долго здесь лежать.

– Я не горю. В отличие от тебя. – Он потянулся в сумку за крошечным горшочком с крышкой и кинул его мне. – Это мазь. Ее мало, но жара скоро усилится, а ты не привыкла к жизни в пустыне. Намажь на себя немного и спрячь лицо от солнца. Поверь мне, это поможет.

Мазь пахла кокосом, медом и немного розой. Я неохотно намазала ею нос и щеки. Мой дискомфорт улетучился. Ожоги перестали болеть. Я поджала губы, тронутая этим жестом.

– Спасибо.

– Не благодари. – Эдан сухо улыбнулся. – Это больше для меня, чем для тебя. Я бы предпочел избавить себя от вида того, как твое лицо покрывается волдырями и сочится гноем.

– Ах ты… – Я придумала сотню оскорблений, но, увидев, как уголки его губ озорно поднимаются, а глаза мерцают голубым цветом, которым я втайне наслаждалась, ни одно их них так и не произнесла.

Просто фыркнула и пошла ставить палатку.

– Постарайся мазаться ею утром и вечером, – крикнул Эдан мне в спину. – Я не хочу путешествовать с мумией!

…

Вскоре после рассвета Эдан разбудил меня толчком. В банке в его руках что-то шевелилось. Я с криком от него отмахнулась.

– Что ты…

– Это ночной паук, – перебил он. – Пока ты спала, я работал.

Я потерла глаза и наконец увидела паука в банке. Тонкие лапки, молочно-белые клыки и круглое, выпуклое тельце, размером меньше моей ладони.

Эдан поставил банку на землю. Паук идеально сливался со светло-желтым песком.

– Паук златоколесный. Подходящее название. Он растопыривает лапки и очень быстро катится по песку, как колесо. – Он беспечно взял банку под мышку. – Тебе придется смотать его шелк. Я покажу, где норка. Если увидишь кого-то из его братьев и сестер, не трогай их. Укус этих пауков смертелен.

Я последовала за Эданом, прихватив ножницы. Нора находилась недалеко от лагеря, окруженная буро-красными камнями, которые выпирали из песка, как острые зубы. От одного камня к другому тянулась блестящая серебристая паутина. Я присела и осторожно, чтобы не порвать, намотала драгоценные нити на лезвия ножниц.

Когда больше ничего не осталось, я отошла, чтобы Эдан смог выпустить паука из банки. Но он изучал его.

– Ты собираешься его выпускать или нет?

– Минутку, – ответил юноша, передавая мне небольшой стеклянный пузырек. – Открой его, пожалуйста.

Используя тонкую деревянную ложку, он ловко взял образец яда с клыков паука.

Я присела рядом, и Эдан вылил образец в мой пузырек.

– Собирать яд – часть твоей работы на императора?

– Это не яд, – вполне серьезно ответил он, – и я собираю его для себя. – Затем лег на песок, по-прежнему не выпуская паука из банки. – Отойди.

Эдан аккуратно снял крышку с банки и наклонил ее. Золотой паук укатился из виду, поднимая песок своими лапками.

В ладони чародея лежали три аккуратно смотанные катушки с шелком Нивы. Я была так очарована паутиной, что даже не задалась вопросом, как она попала с лезвий моих ножниц в его руки. Шелк был переливчатым, почти серебряным в свете солнца – такой плотной нити я еще никогда не видела.

Эдан поджег спичку и поднес ее к катушкам.

– Нет! – вскрикнула я.

Он остановил меня рукой.

– Особенность их шелка в том, что он не воспламеняется. И не леденеет, раз уж на то пошло.

Расплывшись в триумфальной улыбке, он задул огонь и протянул мне паучий шелк.

– Узри, мастер-портной, свой первый шаг к завершению поисков и укрощению солнца и луны!

Очарованная сверкающими нитями и вероятностью, что мое задание не такое уж и невозможное, я, не задумываясь, обняла Эдана.

– Спасибо!

Он быстро вырвался из моей хватки. Его щеки порозовели, между бровями возникла морщинка.