– А отец всегда говорил, что это я послушная. – Я шмыгнула. – Ладно, я не скажу императору, если ты зайдешь со мной в храм.

Эдан непреклонно помотал головой.

– Ты пойдешь одна. Не волнуйся – там далеко не так опасно, как в следующих двух местах.

Меня это ничуть не успокаивало.

Он вручил мне флягу, которая была лишь на четверть полной.

– Храм – это лабиринт. Всегда иди туда, где ярче, как бы тяжело это ни казалось. В центре ты найдешь круглое зеркало, которое прямо отражает солнце. Тебе придется подняться на выступ над стеклом. Надень перчатки и тянись только руками. – Через мгновение он добавил: – Любая незащищенная часть твоего тела сгорит.

Я сглотнула.

– Что мне делать потом?

Он разжал кулак, и в нем оказалось последнее, что я ожидала увидеть.

– Орех?

– Ты же не думала, что можешь поймать солнечный и лунный свет в банку, верно? – Эдан облизнул губы, чтобы смочить их. – Полагаю, ты не знаешь легенду. После того, как бог воров похитил солнце и луну, он спрятал их свет…

– В ореховую скорлупу, – закончила я, вспоминая. – Орехи были его любимой едой, и кто бы подумал в них заглянуть?

Эдан кивнул.

– Совпадение или нет, но у орехов необычные волшебные свойства. Они не только могут хранить в себе магию, но и скрывать ее от других чародеев и им подобных.

– Твои сундуки сделаны из орехового дерева, – заметила я. – Как и рукоятка кинжала.

– Верно. – Он передал мне орех и продолжил: – Открой орех, когда окажешься у зеркала и солнце будет в зените. Не смотри на него. Повтори.

– Я не буду смотреть на солнце.

– Славно. Я буду ждать тебя здесь.

Один шаг в храм, и пылающий жар уже грозил удушить меня. Здесь не было крыши, чтобы спрятать от жестоких лучей, и я не осмеливалась прикасаться к стенам. Я пошла дальше, сняв с себя тунику и обвязав ее вокруг талии. Кожа покрылась потом, от жара щипало в глазах.

Солнце – жестокий бог, я помнила это по сказкам Сэндо. Жестокий и беспощадный, он ослеплял глупцов, которые осмеливались смотреть на него. Наблюдал ли он сейчас за мной, пока я брела по его лабиринту? Накажет ли меня или поможет в стремлении создать платья его матери? Скорее всего, он ничего не сделает. Боги редко показывались.

В глубине храма дороги сужались и разветвлялись. Как Эдан и описывал, одна тропа всегда была темной, а вторая – окутана ярким солнечным светом. Как бы мне ни хотелось спрятаться в тени, я всегда выбирала яркий путь. Лабиринт был как печь, хранящая в себе весь жар пустыни. Если это место – самое легкое из трех, мне не хотелось знать, что включали в себя два оставшихся задания.

Большинство тропинок усеивали сломанные кирпичи, замедляющие продвижение, но хуже всего были проходы, засыпанные песком, поскольку мне приходилось пробираться по ним медленно, чтобы не утонуть, но при этом достаточно быстро, чтобы не сгореть на солнце.

Наконец я прибыла в центр лабиринта, где мощь солнечного света едва не ослепляла. Я мельком увидела внутренний дворик с круглым зеркалом, прежде чем закрыла глаза в защитных целях. Зеркало напоминало пруд снаружи храма, но его свет усиливался тысячекратно. Я часто заморгала и приметила деревянную лестницу, прислоненную к одной из стен. Наверху находился выступ, простиравшийся над зеркалом.

Я слепо двинулась к лестнице. Она натужно заскрипела под моими ногами, так что оставалось лишь молиться, что сухое дерево выдержит мой вес. Ветер постоянно толкал меня на колени; приходилось впиваться ногтями в дерево, чтобы меня не сдуло.

«Амана, сжалься надо мной», – подумала я, продолжая подниматься и украдкой поглядывая на выступ наверху. Он тянулся над зеркалом, как протянутая рука, с ее пальцев сыпался песок.

Солнце упорно светило на это проклятое зеркало, да так ярко, что его отражение превратилось в стену из белого золота, сияющую обратно в небо.

От каждого взгляда мои глаза пылали огнем и увлажнялись, слезы вырисовывали дорожки на сухой коже щек.

Я натерла ладони и колени и обожглась о поверхность выступа. Опустив низко голову, поползла дальше, вспоминая отца. «Ты всегда была самой сильной, – сказал он мне в мой последний день дома. – Как твоя мать». Я не могла его подвести.

Я подтянулась к краю – к этому водопаду солнечного света. Солнце почти достигло зенита, от жары мои руки отекли, едва вмещаясь в перчатки из паучьего шелка. Я резко натянула их на пальцы, игнорируя боль.

Я не сдамся. И не погибну здесь.

Закрыла глаза. «Собери солнечный свет».

Мое сердце бешено стучало в груди, живот крутило от страха, но я сделала последний рывок вперед.

Затем потянулась в карман за орехом и впилась ногтями в щель, чтобы открыть его, но из-за перчаток моя хватка ослабла, так что пришлось использовать зубы.

Я осторожно подняла орех.

Лучи солнца ласкали мои пальцы. Скорлупа отяжелела и нагрелась, а потом задрожала, словно свет внутри нее был живым. Я быстро накрыла ее второй половинкой, после чего поползла обратно, и мои ноги случайно соскользнули с выступа. Солнце с шипением начало алчно обжигать кожу.

Я закричала, но в горле было так сухо, что из него не вырвалось ни звука. Мои глаза распахнулись, и белая вспышка ослепила их.

Мало-помалу я забралась обратно и присела на выступе, всхлипывая и пытаясь отдышаться.

Все мое тело покрылось волдырями. Мне просто хотелось лечь – ни на что другое сил не осталось.

«Нет! Ты не можешь сдаваться».

Это мой голос или Эдана? Я не могла отличить. Но это придало мне сил, чтобы сползти с выступа. Прикрывая глаза, я спрятала орех в карман и сделала первый шаг вниз по лестнице.

Один шаг. Еще один. И еще.

К счастью, дорога была прямой и широкой. Когда я наконец увидела песок снаружи, то перешла на бег и чуть не вылетела за храмовые ворота. Все тело горело огнем, но я испустила сдавленный, сухой смешок.

Эдан подхватил меня и прижал флягу к губам.

– Вижу, ты чуть не запеклась в Храме Солнца… – его голос дрогнул. Лицо сморщилось от беспокойства. – Ты плохо выглядишь, Майя.

Я жадно отпила воды, после чего медленно встала и стряхнула с себя пыль.

– Я в порядке. У меня все получилось. – Я протянула ему орех, но, вместо того чтобы взять его, Эдан схватил меня.

– Получилось. Ты молодец, – кивнул он, поддерживая меня целой рукой. Затем коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. – Ты вся горишь.

Его прикосновение приносило боль; кожа так обгорела, что я чуть не теряла сознание.

На веках набухали волдыри, и я скривилась, когда Эдан прикрыл их рукой.

– Не открывай глаза.