Гектор пристально посмотрел ей в лицо.

— Ну?

— Они мертвы, — произнесла амазонка тихо. — Все.

Гектору понадобилась вся его выдержка, чтобы не закричать от ярости. На миг у него даже перехватило дыхание.

— Как это случилось? — прошептал он. — На них напали?

— Нет, — покачала головой амазонка. — Колодец.

— Вода отравлена?

— Да. Погиб весь отряд. Мертвы и лошади, что везли повозки с запасным оружием и продовольствием. Они пришли за сутки до нашего прихода, как и было условлено, и, судя по всему, сразу напились из колодца и напоили лошадей. Естественно — они прошли много часов по этому пеклу. Судя по всему, они погибли спустя час или два — потому что успели развести костры, но не успели приготовить пищу. Сейчас там пируют грифы и вороны.

— Демоны Тартара! — выдохнул Гектор, ладонью смахивая сразу заливший его лицо нот. — Кто это сделал? Ливийцы? Но в таком случае они знали заранее о прибытии отряда. От кого же? От кого?

— Перестань! — сухо прервала амазонка. — Мы оба это знаем. Весь вопрос, как теперь поступить нам... Прервать поход и повернуть к Мемфису?

— Ну да! — зло усмехнулся Гектор. — Это больше всего устроило бы нашего друга-везира... Чтоб у него хвост на лбу вырос, как любит говорить Ахилл. Но послушай... Это уже слишком!

Да, он хотел бы сорвать поход, не дать нам победить, это понятно. Я ему мешаю уже хотя бы потому, что ты теперь не одна, да и его славу великого полководца до сих пор никто не оспаривал. Но погубить пятьсот отборных воинов из-за одной спеси и... прости, из-за страсти к чужой жене!

— Чепуха, Гектор! — воскликнула, уже не понижая голоса, Пентесилея. — Всё верно — и ты ему мешаешь, и я ему нужна, но не это главное. Ты же и сам понимаешь, что его главная цель — захватить власть в Египте. А для этого не просто должен провалиться поход. Отряд должен погибнуть. Весь. Тогда будет недовольство, возможно, бунт. Наступление ливийцев продолжится, они захватят эту столь важную для египтян крепость, ещё что-нибудь... И тогда — заговор и смена власти. Это бывает во всех странах, а в Египте, как я понимаю, это бывало часто.

— У-у-у, жук навозный! — сжав зубы, проговорил герой, через плечо бросая взгляд на следующие за ними колесницы и на Анхаффа, чутко прислушивающегося к разговору на непонятном ему языке. — Да, ты права, вероятно. Я и сам об этом думал. Ну что же, сестрица... Ты могла бы в таком случае стать вскоре женой нового фараона и великой повелительницей Египта.

Он ждал вспышки ярости, но амазонка только пожала плечами.

— Возможность хоть куда! А потом отравить его и самой стать фараоном. Хотя они едва ли признают женщину-царя.

— Ошибаешься, — возразил Гектор. — Лет четыреста назад у них была женщина-фараон. Как раз после смерти мужа она и стала царствовать. Её звали Хатшепсут[28]. Но мы уже не о том говорим, Пентесилея! Хватит. Давай думать, что делать дальше.

Амазонка пожала плечами.

-— Если мы повернём, то, во-первых, провалим поход, навлечём на себя гнев фараона и лишимся возможности чего-либо от него требовать и даже просить. Во-вторых, мы скорее всего попадём в ловушку. И ты, и я знаем, что она нам наверняка приготовлена, равно, как была приготовлена шерданам. И в любом случае, доберёмся мы благополучно до Мемфиса или нет, но мы опозорим себя. Мы проиграем.

Несколько мгновений Гектор раздумывал. Потом повернулся к своим воинам.

— Войску стоять! Анхафф, Харемхеб, ко мне!

Длинная вереница остановилась почти мгновенно. Начальники колесничего и пешего отрядов подбежали к командующему и замерли, ожидая его приказа.

В нескольких словах Гектор рассказал им о том, что произошло.

Оба выслушали достаточно бесстрастно. Когда командующий замолчал, вопросительно и выжидательно глядя на них, Харемхеб, более молодой и более порывистый, первым нарушил молчание:

— Из нас, из тех, кто сейчас идёт с войском, никто не смог бы известить ливийцев о движении отрядов — ни нашего отряда, ни отряда шерданов. Мы узнали, куда пойдём, лишь в самый последний день, и никто не уезжал от войска надолго. Среди нас подозревать некого.

— Меня, — с тем же спокойствием ответил Гектор. — Я знал весь путь с самого начала. Знал, к какой крепости мы движемся, где нам предстоит встреча с шерданами, где, по всей вероятности, находятся вражеские войска.

— И я знала, — произнесла амазонка, уже достаточно хорошо понимавшая по-египетски, чтобы принять участие в разговоре. — Кроме того, я ездила несколько раз на разведку.

— Таким образом, — заключил Приамид, — если предатель среди нашего отряда, то это я или Пентесилея. Вы подозреваете кого-то из нас? Прошу сказать откровенно.

— Нет! — не раздумывая, ответил Анхафф.

— Нет! — как эхо, проговорил Харемхеб.

— Хорошо, — Гектор чуть заметно улыбнулся, — в таком случае вы, как и мы, предполагаете, что предал нас кто-то из более высоких людей.

— Нас предал везир! — сказал Харемхеб всё тем же, почти равнодушным тоном.

— Замолчи! — впервые в голосе Анхаффа послышался испуг. — Разве можно говорить такие вещи?

— Можно ли говорить то, о чём всё втайне давно думают? — пожал плечами молодой военачальник. — Панехси — враг фараона. И царь Трои это знает, как знаем ты и я. Скоро это поймут и простые воины.

— Замолчи! — уже с угрозой воскликнул начальник колесничих. — Или ты потерял разум? У нас не спрашивают имён!

— Анхафф говорит верно, — прервал их спор Гектор. — Я заговорил об этом только с одной целью: я хочу, чтобы вы, сознавая, как велика опасность, решили, как нам поступить. Нас теперь всего тысяча человек, а войско ливийцев насчитывает, если верить разведчикам, три тысячи. Кроме того, они могут быть уже не там, где были недавно, уже не возле северной крепости. Они могли зайти нам в спину, они могут ждать нас в долине, недалеко от того места, где погиб отряд шерданов. Что станем делать? Я жду вашего ответа.

Оба воина задумались.

— Если мы повернём, — сказал задумчиво Харемхеб, — то на нас могут напасть сзади — и наше возвращение будет куда как на руку врагам!

— И куда как ослабит Египет! — воскликнул Анхафф.

— Что же нам делать? — упрямо настаивал Гектор.

Египтяне перетянулись, и Анхафф проговорил, оглядываясь на длинные ряды колесниц и пеших воинов и вновь поднимая глаза к нахмуренному лицу полководца:

— Решай ты. Ты мудр, опытен в битвах, и ты — великий боец. Мы верим тебе и подчинимся твоему слову.