Крис с довольной рожей выдернул из учебника мой листок, с которого списывал, художественно украшая страницу зачеркиваниями и помарками.

— Не забудь только в тетради как в прошлый раз, — машинально напомнила я.

И тут же над ухом прозвучал полный ядовитого раздражения голос:

— То есть ты мало того, что трус и лодырь, так еще и тупица?

— Чего-о? — лицо Криса вытянулось, он мгновенно перетек из расслабленного положения в боевое.

— Того! — презрительно плюнул Лагранж. — Как только у таких достойных людей, как твои родители, выросло такое ничтожество. Не удивительно, что они тебя сюда сослали.

У меня сердце рухнуло в пятки. В глазах Криса полыхнуло бешенство, а с этим бешенством зазвенели стекла и тоненько задрожал стол под моими пальцами.

— Молчал бы ты про моих родителей Лагранж, — процедил он ледяным тоном. — Моя мать по крайней мере себя не травила, чтобы только не видеть своего выродка.

Даниэль на запугивающие акции не разменивался и ударил без предупредительных сотрясаний мебели.

Я взвизгнула, когда магический удар отшвырнул Эриндейла назад, но каким-то чудом он устоял на ногах, увернулся от второго удара, принял на щит третий…

Отскочив как можно дальше, я вжалась в стену, вытаращив глаза. В висках стучала паника — и на этот раз я бы по собственной доброй воле позвала преподавателей, но дверь — на противоположной стороне боевых действий.

Удивительно, но бой шел почти бесшумно, один раз только прогрохотал стул, который Крис попытался швырнуть в Даниэля, чтобы отвлечь его внимание. Сверкали вспышками щиты, искрили столкновением силы. И все это в сюрреалистичной тишине…

“Хватит! Перестаньте!” — крик неожиданно осел в горле хрипом.

Еще вспышка — щит Криса звонко лопнул, вспоротый заклинанием как ножом. Новый — в буквальном всмысле выбит из рук — парень вскрикнул и затряс поврежденной кистью.

Удар — его швыряет в стену.

Удар — подбрасывает в воздух, впечатывает в камень.

Удар — голова безвольно мотнулась, из носа течет кровь. Еще одна попытка колдовства рассыпается искрами.

Удар…

“Он его так убьет”.

Мысль в голове такая ясная, четкая. И одинокая.

Больше мыслей нет.

Я оттолкнулась от стены и отчаянным рывком, в три прыжка влетела между Даниэлем и пришпиленным к стене, как мотылек, Крисом.

Удар.

Кажется, в последний момент, Лагранж что-то все же успел сделать, и заклинание прошло по касательной, ударив в плечо и рука мгновенно мерзко онемела до кончиков пальцев. Я пошатнулась, но даже не упала.

— Ты дура? — рявкнул Даниэль, и за яростью в его голосе мелькнул испуг.

— Это я-то дура?! — ощерилась я в ответ, чувствуя, что...

Что...

Что вот-вот зареву, что мне плохо, что с меня хватит, хватит, хватит!

— На себя посмотри, придурок! Какого беса ты с цепи сорвался? А если бы ты его убил?! — меня трясло от пережитого страха, и я орала на Даниэля, впервые за долго время орала — и не могла остановиться.

Магический карцер. Не на пару-тройку дней — на долгие месяцы разбирательства. Выпускают — только на обследования к магам-психологам. И если становится совсем плохо. Но потом возвращают. Дознаватель, адвокат, раз в неделю — один из родителей. Обоих сразу нельзя. Другие визиты запрещены.

Рассказы Адриана всплыли в голове болезненно остро, невыносимо.

От этого его даже отец бы не защитил — от разбирательства!

При мысли о том, что с ним, с Даниэлем, все это могло случиться, что его могли запереть в безмагической клетке, отчаяние захлестнуло меня с новой силой, и прорвалось болезненным криком:

— Ты хоть иногда можешь соображать, где находишься?! Здесь тебе не Королевская Академия!

Даниэль слушал меня с каменным — каменеющим! — лицом. Молча.

И только в последний момент брезгливо бросил:

— Да уж. Здесь не Академия.

Развернулся и ушел, не потрудившись грохнуть дверью о косяк — он ее даже не закрыл и от порыва ветра та закачалась на петлях протяжно поскрипывая.

Я осталась стоять, хватая ртом воздух. Сжимая кулаки. Кулак. Левую руку так еще и не отпустило, она болезненно ныла, покалывая иголочками.

Идиот!

Я зло притопнула ногой, тряхнула волосами. Внутри бурлило и кипело.

Но только когда сзади раздался какой-то сдавленный звук шевеления, я вдруг вспомнила, что в аудитории мы были не одни.

Обернулась.

Рухнувший на пол Крис кое как принял сидячее положение. Вид — измочаленный, кровь носом. Он вызвал у меня прилив не жалости, а глухого раздражения.

— В медотсек? — сухо осведомилась я, понимая, что голос звучит совсем не так, как раньше.

Эриндейл ожидаемо отрицательно мотнул головой.

Раздраженно сдув волосы с лица, я приблизилась, опустилась рядом на колени. Вскинула руки. Тело действовало само. Я как будто со стороны наблюдала, как кто-то очень похожий на Лали Хэмптон проводит диагностику, убеждается, что ничего смертельного Лагранж сделать все же не успел, запускает необходимые исцеляющие заклинания. Уверенно. Четко. Без сомнений. Без сбоев.

И только когда мой арсенал медицинских навыков был исчерпан, нахлынуло опустошение. Нужно было подняться, собрать вещи, уйти к себе. Лабораторную никто не отменил, да и помимо нее и другие задания есть…

Я продолжала сидеть, сложив руки и уставившись в пол.

Пока не почувствовала на себе чужой пристальный взгляд.

Подняла голову.

Крис смотрел на меня так, будто впервые в жизни увидел.

Я опустила ресницы, отворачиваясь. Сил не было даже на то, чтобы бояться и переживать, что он там подумал.

Эриндейл медленно поднялся.

— Спасибо, — прозвучало откуда-то сверху, я только кивнула, но Крис все равно не торопился уходить. — Лабораторку завтра доделаем?

— Я сделаю, — равнодушно отозвалась я.

А он все равно стоял над душой.

— Как твоя рука?

Я заторможено посмотрела на левую ладонь, сжала и разжала пальцы — отпустило. Я даже не заметила когда.

— Нормально.

— Дай посмотрю, — он тронул меня за плечо и я дернулась, отстраняясь.

— Не надо, все нормально. Иди.

Крис тем не менее постоял еще несколько мгновений, словно хотел что-то еще сказать. Но потом все же собрал свои вещи и ушел, слегка прихрамывая.

Только тогда я тоже поднялась, чувствуя себя так, будто сейчас развалюсь на кусочки. Подошла к столу, беспорядочно затолкала в сумку книги и тетради. Перевела взгляд на вещи Даниэля, оставшиеся лежать на столе.