– Что вы хотите сказать этим примером? – с подозрением поинтересовался Суриков. – Честных не бывает?

– Эко, уважаемый, вы завернули! Я просто хотел обратить внимание на то, что нам, таможенникам, трудно определить, кто и насколько связан с темными делами. Есть у наших дальнобойщиков водитель Таштемир Атабаев. Все время норовит что-то сверх разрешенности провезти. А я знаю – человек он честный.

– Как же так?

– А вот так. Детей у него – куча мала. Их кормить и одевать – спина хрястнет. Он то штаны им тащит, то еще что норовит притащить.

– Хорошо, назовите тех, о ком я спрашивал просто для информации, – предложил Суриков. – Оценок честности мы делать не будем.

– Я таких наперечет знаю, как святых, – сказал Синюхин. – Ни разу не имели замечаний Махкам Ибраев, Виктор Локтев и Аслан Хошбахтиев.

– Хошбахтиев… Хошбахтиев, – вспомнил Суриков. – Это не по его ли однофамильцу велось следствие?

– Почему однофамильцу? То был его отец.

– Кто-нибудь из них коммунист? Не знаете?

– Причем тут партийиость? – искренне воскликнул Синюхин. – Я нашел контрабандные деньги в Коране, а вы хотите, чтобы от прегрешений против закона оберегал партбилет!

– Дорогой Валентин Григорьевич, – обиделся Суриков, – я ровным счетом ничего не хочу. Просто в моем деле фигурирует фамилия Локтева, а недавно замаячила Ибраева. Что касается Хошбахтиева, это имя мне было известно еще в Москве. Странный расклад, не кажется ли вам?

– С чем вас и поздравляю! – иронически воскликнул Сннюхин.

– Поздравлять будете после. Давайте лучше договоримся, что нам делать.

…В двенадцать двадцать пять того же дня на площадку таможенного досмотра из-за государственной границы выкатились два огромных автопоезда с эмблемами и надписями «СОВТРАНСАВТО» на пыльных бортах. Сотрудник таможни, взглянув на машины, жезлом регулировщика указал им направление на другую площадку, которая находилась чуть в стороне от главной.

– Это почему?! – высунувшись до пояса из кабины, возмутился передовик руля и соблюдения дорожных правил Виктор Иванович Локтев. – Почему на «штрафную»?

Таможенник пожал плечами и повторил движение жезлом: «Проезжайте!»

Вопреки правилам, возмущенный Локтев оставил кабину и кинулся к Синюхину, которого увидел неподалеку.

– Что за порядки?! – закричал он еще издали, обращаясь к начальнику. – У нас время! Гоним всю дорогу, чтобы уложиться, а нас здесь в отстойник.

– Становись на мое место! – свирепо огрызнулся Синюхин. – Ты знаешь, что такое карантинная инспекция? Ну вот! Биологические пробы будут брать с кузова.

– Мне в город надо! – поняв, что причина задержки совсем не та, которой он опасался, Локтев уже говорил по-другому. – Вы же часа на три задержите?

– Не мы. Медицина. И не на три, а часов на пять.

– Могу я уехать?

– Один водитель должен быть при машине.

– Хуб аст! Хорошо, начальник, – обрадованно сказал Локтев. – У меня дома – во! – он покрутил ладонями, показывая коловращение.

Некоторое время спустя Локтев, держа в одной руке круглую синюю сумку, сшитую из джинсовой ткани, в другой пустую канистру, которую снял с трейлера, прошел к чайхане, удобно расположившейся в тени старых карагачей над арыком. Подошел к молодому парню, сидевшему под навесом и неторопливо потягивавшему чай из пиалы. Переговорил с ним. Допив чай, парень встал, и они вместе прошли к «жигуленку», который был припаркован неподалеку. Хозяин машины открыл багажник. Локтев опустил туда канистру, затем небрежно бросил на нее свою сумку. Водитель захлопнул крышку багажника, оба уселись на переднее сиденье. В этот момент Садек отщелкнул несколько снимков.

На «жигуленке» Локтев доехал до своего дома. Водитель остановил машину у ворот. Локтев вылез, сам открыл багажник, вынул сумку и канистру. Вошел во двор. Вскоре вернулся и подошел к машине со стороны водителя. Достал из кармана двадцатипятирублевую лиловую купюру, помахал ею в воздухе, словно демонстрировал богатство:

– Держи, друг! Как договорились!

– За километр по двенадцать с полтиной, – прикинул Суриков. – Только за желание побыстрее попасть домой такие деньги не платят.

«Жигули», фыркнув и запылив улицу, укатили.

Ровно через двадцать минут Локтев выехал со двора на своем вишневом «москвиче». Проскочив по Вокзальной, он свернул на Фрунзе, затем выбрался на Бухарское шоссе. Для чего потребовалось делать такой крюк, если он мог выехать к тому же месту прямо по Сурхабской, объяснить мог бы только сам Локтев. Скорее всего осматривался. По Бухарскому он гнал весело, с ветерком. Переехал по мосту оросительный канал, повернул к автозаправочной станции. Возле нее стояла длинная череда машин – обычное для этих мест явление. Остановив машину в тени тутовых деревьев, тянувшихся вдоль арыка, Локтев вынул из багажника канистру и деловым шагом двинулся к заправке. Он не оглядывался, ни в чем не проявлял беспокойства. Подошел к остекленной будке заправщиков, переговорил со старшим – Рахимбаевым. Потом зашел за черный металлический бак, в который сливали отработанное масло. За баком стояли одна к одной пять канистр. Локтев поставил свою в тот же ряд крайней справа, а себе взял крайнюю левую. Тут же вернулся к машине.

– Все правильно, – пояснил Садек. – Я тоже так делаю. Рахимбаев придумал для удобства постоянных клиентов. Передовой метод обслуживания. Заплатил, поставил пустую канистру, взял полную.

– Так, – задумчиво протянул Суриков. – Не придерешься. Никто из заправки не выходил, к канистрам не приближался. Ответственности за то, что в канистре окажется контрабанда, нести никто не будет.

– Таможенник смотрел канистру, – возразил Садек. – Клянется, что пустая. Он мужик опытный. Что будем делать?

Они стояли в полукилометре от заправочной станции и наблюдали за тем, что там происходило, в бинокль.

– Пусть Локтев с богом едет, – высказал мнение Суриков. – Мы останемся наблюдать. Ума нам с тобой для дедукции не хватает, значит, остается открыть глаза.

– Почему ума не хватает? – обиженно спросил Садек. – Что мы не разгадали?

– Хорошо, это у меня не хватает ума, – примирительно сказал Суриков. – Не пойму, для чего сюда мчался Локтев? Ведь он сейчас вернется к машине на таможню. На кой ему было надо спешить? Чтобы поставить канистру и взять другую? Что-то не клеится.

– Может, канистра условный знак?

– Может. Все равно надо ждать. Пусть Локтев уезжает. Мы с тобой посидим. Пора перебраться поближе к сцене. Так сказать, в первый ряд.

Они проехали к колонке и, не занимая очереди, поставили машину в тени деревьев. Отсюда были хорошо видны и домик автозаправки и черный бак для отработанных масел. Сидели долго. В шестнадцать часов (время Суриков заметил по своим часам «Сейко» с Ленинградского проспекта, как он называл часы московской фирмы «Слава») к заправке подкатили «жигули» зеленого цвета, но такие пыльные, что казались серыми. По номеру машина была душанбинской. Из нее выскочил молодой худой и высокий, как жердь, парень. Он прошел быстрым деловым шагом к заправке. Рахимбаев, как показалось Сурикову, совсем не случайно встретил его снаружи. Они потрясли руки, о чем-то поговорили и разошлись. Рахимбаев вернулся в домик, где работал кондиционер, а парень прошел к месту, где стояли канистры. Он осмотрел крайнюю слева, потрогал ее ногой и вернулся к «жигулям». Подойдя, что-то сказал водителю, сидевшему за рулем. Тот завел двигатель и занял очередь в конце длинной колонны машин, ждавших заправки.