Саид спустил ноги с кровати и сел. В палату вошли мама и отец. Старый Асатулло был в пиджаке с колодками всех своих наград на груди. Увидев глаза матери, молодой человек как-то сразу понял, ощутил всем своим естеством, что пришлось ей пережить, сколько бессонных ночей она провела, сколько пролила слез. А теперь во взгляде на живого сына такое море счастья, как будто матери больше ничего в жизни и не надо.

— Мама!

— Сыночек!

— Как вы добрались? Ленинград так далеко!

— Нормально! — ответил отец с усмешкой. — Я в этих местах воевал! Волховский фронт!

Как же тепло, когда тебя обнимают руки матери, как же спокойно и сладко на душе, когда ее щека прижимается к твоей голове и ты слышишь ее нежный шепот. Саиду хотелось одновременно расплакаться, как в детстве, и рассмеяться от счастья. Все прошло, война показалась вдруг чем-то далеким и нереальным. Подняв глаза, он посмотрел на улыбающегося отца. Тот наблюдал за сыном и женой, любовался обоими. Вот и конец страданиям. Все хорошо, теперь все вместе, и нет места страхам. Саид на миг погрустнел. Ведь родители не знали о его планах. Ну и пусть. Пока им незачем знать. Пока они видят сына, и им хорошо.

— Ой! Ну, как ты здесь, сынок? — начала расспрашивать мать, дождавшись, пока Саид обнимется с отцом. — Тебя хорошо лечат? Сейчас у тебя ничего не болит? А как тут кормят? Мы с отцом привезли тебе всякого вкусного. Соскучился, наверное, по домашней еде?

Бодрый голос и улыбки не могли обмануть. Саид видел, как родители отводили взгляд, чтобы не смотреть на поседевшие волосы сына. Он начал рассказывать, как хорошо в этом госпитале, какие тут хорошие врачи, как за ранеными ухаживают. И кормят очень хорошо. Это не в казарме! А чтобы совсем сменить тему, полез в тумбочку и достал две коробочки. Молодость. Хочется хоть немного похвалиться. Да и отцу важно знать, что он вырастил воина, мужчину.

— Смотрите, это мне вручили недавно, — открывая коробочку с медалью и коробочку с орденом, сказал Саид.

Мать смотрела на награды широко раскрытыми глазами, и они снова наполнялись слезами. Слезами счастья и горя из-за того, что она понимала, через что пришлось пройти поседевшему сыну, если его так наградили. Отец взял коробочки с осторожностью старого солдата, привыкшего с уважением относиться к наградам. Провел пальцем по ордену и солидно кивнул.

Комментариев не было, но по лицу было видно, что старый Асатулло доволен сыном. Горд за него и за свой род, в котором все воины, что нет в его роду трусов. Хотя и больно было старику из-за того, что в мирное время мальчишки заслуживают боевые ордена. Неспокойно в мире, ох неспокойно. Не было бы хуже. Хочется ведь народу пожить в спокойствии. Всего-то прошло сорок лет, как отгремела прошлая страшная война.

А потом они пошли гулять по территории академии. Потом долго сидели на лавке, разговаривая ни о чем, просто о погоде, о жизни. И снова внутри у Саида поднималась горячая волна, снова он чувствовал какое-то раздвоение. С одной стороны, покой и уют, на него дыхнуло домом, родным городом, даже детством. А с другой стороны — запах гари от горящих на перевале бензовозов, запах крови в темных зловещих пещерах. А еще голоса друзей, которые погибли там, и их тела еще не нашли, чтобы похоронить дома. И еще не скоро они будут из списка пропавших без вести переведены в списки погибших.

— Ты не против, сынок? — Мать подняла на сына влажный счастливый взгляд. — Мы здесь у добрых людей остановились, поживем немного рядом с тобой. Наши земляки! Навещать будем, кормить вкусно. Нам разрешили врачи…

— Конечно, мама! Я рад, что вы приехали. Только это же все дорого, зачем вы так? Меня хорошо кормят, скоро выпишут. И направят для реабилитации в специализированный санаторий.

Саид поймал взгляд отца и замолчал. Одним взглядом отец сказал многое. И о том, как они все это время переживали, зная, что сын на войне. И как мучились, когда он пропал и о нем не было вестей. А потом госпиталя, академия, сложная операция. И вот сын снова на ногах и идет на поправку. Нельзя мешать матери наслаждаться счастьем. Она ведь женщина, а женщин нужно беречь, отдавать им хоть маленькую толику заслуженного ими счастья. Саид улыбнулся и поцеловал мать в висок:

— Конечно, мама, я буду рад, что вы рядом…

А на следующий день Саида ждала целая делегация. В столовую, когда закончился завтрак и со столов все убрали, сдвинув их к одной стене, вошла группа пионеров из соседней школы, которая была шефами у отделения полевой хирургии и раненых солдат, прибывших из Афганистана. Было много песен о войне, много стихов, а один паренек даже довольно похоже спел голосом Александра Розенбаума песню про Афганистан.

И, конечно, были цветы всем раненым в отделении, и выступление учительницы этой школы, которая упомянула о наградах солдата Азизова и выпускниках их школы, кто побывал и кто сейчас служит в Афганистане. Это выступление Саид слушал с противоречивым чувством. С одной стороны, наивные слова женщины, которая только слышала об Афганистане из репортажей по телевизору, из газет да скупых рассказов тех, кто там был, или пересказы их слов. Но с другой стороны, в словах учительницы было столько боли за этих мальчишек. И Саид снова сказал сам себе в душе: «Надо!»

А потом был сюрприз. К нему в палату ввалились красивые девчонки из его института — практика в Ленинграде! Ввалились с цветами, со сладостями, со смехом и поздравлениями. Они специально не подходили до концерта, чтобы не мешать. Саид слушал их, улыбался, позволял хлопать себя по плечам, а сам смотрел на Лайло. Оказывается, она приехала вместе с его родителями!

Он долго отнекивался, когда его просили рассказать о войне, что он там видел, страшно ли там. Саид только пожимал плечами и радовался, что коробочки с наградами оказались накрытыми полотенцем на тумбочке и не надо рассказывать, за что он их получил.

— Да всякое было… Нет, в боях не участвовал… Стрелять приходилось… Попал или нет, не знаю… Трудно там! Зимой холодно, летом жарко. Нормально все…

Потом кто-то из девчонок стал делать знаки выздоравливающим солдатам из Афгана. Те стеснительно улыбались и предлагали пойти погулять в парк. Девушки, поставив в вазу цветы, поспешили уйти и пообещали ждать там Саида.

Осталась только Лайло. Она сидела напротив на стуле, сложив свои красивые руки на коленях, а ее косы лежали на плечах. Жгуче-черные, тугие. Такие, какими они снились Саиду там, в холодных горах. И он понял, что надо прямо сейчас и здесь рассказать все. Только не всю правду.

— Лайло, я должен сказать тебе… — нерешительно заговорил Саид.

Странно, но девушка не перебила его, не смутилась, решив, что он сейчас начнет объясняться ей в любви. Она просто спокойно и внимательно смотрела на него. Может, что-то чувствовала?

— Я знаю, что Шавкат Рахимов твой жених… Мне отец рассказал незадолго до моего ухода в армию. Я знаю, что так решили ваши родители. У нас чтут обычаи, и я должен уважать решение старших… — Саид замялся, он не смог поднять глаза на девушку.