— Ну, как ты здесь? — спросил он, наконец отпуская солдата и садясь рядом с ним на второй стул. — Очухался? Вижу, слегка раздобрел.

— Да, сейчас вроде бы все хорошо, — улыбнулся Саид, которому было очень приятно, что Кравченко к нему приехал, что помнит о нем. Да и скучно ему тут было одному, если уж говорить честно.

— Раз тебе сейчас хорошо — то это замечательно, — повторил эхом Кравченко чуть грустным голосом, но потом, встрепенувшись, снова бодро заговорил: — Я всю твою историю болезни выучил, знаю. Справки наводил, доктора докладывали все обстоятельно и в деталях. Ты молодец, Азизов, теперь пойдешь на поправку.

— Товарищ подполковник… — Саид замялся и даже отчего-то покосился на входную дверь. — Скажите, теперь меня комиссуют? Да?

— Ну, есть такое положение. Все зависит от тебя. А что? — Взгляд у Кравченко был какой-то странный, испытующий.

— А вы можете мне помочь, ну, хоть подсказать, куда обращаться, чтобы не комиссовали.

— Зачем, чудак-человек? — удивился подполковник. — Возвращайся домой! Женись, учись…

— Я хочу вернуться туда.

— За реку? — серьезно спросил Кравченко, используя жаргон «афганцев», тех, кто служил в составе ОКСВА (ограниченного контингента советских войск в Афганистане). — Зачем?

— Зачем? Долг у меня там. Личный. Во-первых, я так и не спас наших ребят, которые находились в той тюрьме. Их ведь вывезли куда-то! И я слышал, что никто не знает, что с ними стало.

— Да, не знаем пока. Есть отрывочные сведения, что они где-то в лагере на границе с Пакистаном или вообще в Пакистане. Много кто еще остается в плену у моджахедов. Твоей вины в том, что их не спасли, нет!

— Есть еще долг, — продолжал Саид. — Вы с прапорщиком Рахманкуловым меня за старшего оставили в миссии, а я не справился. На моих глазах в Пишгоре погиб мой друг Сархат Таджибеев.

— Вы все там должны были погибнуть. Чудо, что ты остался жив! Это все не зависело ни от тебя, ни от кого другого…

— Да, не зависело! — воскликнул с болью Саид. — Зависело от одного человека — Имануло его зовут. Он там ходил в форме лейтенанта афганской армии, а на самом деле оказался врагом. Это его рук дело, все эти расстрелянные и замученные. Я вам признаюсь, если интересно…

— Что? Говори, Саид…

— Есть еще одно дело, еще одна беда, которая со мной на всю жизнь останется. Тот третий солдат, что со мной был, Рахимов его фамилия… Такое совпадение редко в жизни бывает, но у нас случилось. Я на гражданке был влюблен в девушку из горного аула. А она по согласию родителей должна была выйти за Рахимова. Я узнал об этом прямо перед тем, как уйти в армию. Случайно узнал… И надо же было попасть служить вместе с ним! Он был ее женихом… Я не сберег его! Рахимова убили на моих глазах. Шальная пуля. Случайность. Но его убили, а я выжил! И получается, что как будто бы я специально место себе освободил.

— Не болтай глупостей! — хмуро перебил его Кравченко. — Ты что? Разве можно такое говорить? Ты сделал все что мог, и даже больше. Твои друзья, земляки твои погибли, а ты выжил. Сообщил о тюрьме! И никто ни в чем не виноват. Война, сынок, понимаешь, война! И на ней гибнут хорошие ребята. А те, кто выжил, обязаны жить. И все! Давай поговорим о главном на сегодня. С минуты на минуту у тебя будут гости. Важные гости — у тебя сегодня торжество. Потом о Пешгоре еще раз поговорим.

— Какое торжество, какие гости? — опешил Азизов.

И тут в коридоре послышались гулкие шаги, какие-то голоса. Это не было похоже на привычную тишину госпиталя, тем более хирургического отделения, где большая часть пациентов — лежачие.

Саид озабоченно посмотрел на дверь, а Кравченко продолжал сидеть, загадочно улыбаясь.

Дверь широко распахнулась, и в палату степенно вошли вместе с начальником госпиталя и врачами какие-то военные в наброшенных на кители белых халатах.

Кравченко поднялся, вытянулся в струнку, отошел в сторону.

— Ну, вот он, ваш герой, — с улыбкой похлопал Азизова по плечу начальник госпиталя.

Мыльников закрыл дверь за гостями, весело подмигнул и тоже отошел в сторону.

— Рядовой Азизов! — строго произнес один из пришедших, подходя к Саиду почти вплотную, отчего солдат невольно вытянулся, как и положено перед старшим по званию. — Я — начальник Управления кадров Ленинградского военного округа. Во-первых, от имени и по поручению Председателя Президиума Верховного Совета СССР вручаю вам медаль «За отвагу», к которой вы были представлены за храбрость и умелые действия при ликвидации банды моджахедов, прорвавшихся через государственную границу на территорию Таджикистана.

Второй военный расстегнул кожаный портфель и извлек из него книжечку удостоверения и картонную коробочку.

Саид гордо засиял. Наконец-то! Не затерялась!

Он, честно говоря, уже начал забывать об этой медали и том коротком бое. Хотя было время, во время службы в Афганистане он начинал подумывать, что про медаль и награждение забыли.

И вот это произошло!

Полковник вручил солдату удостоверение и коробочку с медалью, крепко пожал ему руку.

Все, кто был в палате, вдруг замолчали, как будто чего-то ждали, и Саид поспешно выпалил:

— Служу Советскому Союзу!

— Но это еще не все, товарищ солдат! — провозгласил полковник и величественно поднял вверх указательный палец. — Рядового Азизова ждет еще одна награда.

Водрузив на нос очки, он взял в руки красную папку, раскрыл и стал торжественно зачитывать текст награждения. А потом в руку Саиду вложили открытую сафьяновую коробочку с орденом Красной Звезды внутри. Молодой солдат смотрел на награду, потом вдруг опомнился и торжественно ответил, как и положено по уставу:

— Служу Советскому Союзу!

Но на последнем слове голос его дрогнул, а глаза предательски увлажнились. Снова вспомнились товарищи, погибшие в Афганистане. Даже неизвестно, удастся ли разыскать их тела, чтобы отправить домой и как положено похоронить.

А он, оставшийся живым, стоит и получает награду!

Офицеры по очереди подошли, чтобы пожать ему руку. Две молоденькие медсестры вручили букет цветов и коробку конфет, а начальник госпиталя сообщил, что в честь такого события сегодня вечером в столовой будет праздничный концерт с выступлениями художественной самодеятельности.

Это известие о концерте совсем вогнало Саида в уныние. Старослужащие солдаты, соседи по палате и так косились на него, а теперь и вовсе могут затретировать.

Но сказать, что не надо бы этого делать, он не мог.

Когда гости уехали, а персонал госпиталя разошелся по рабочим местам, Кравченко снова сел рядом с Азизовым на стул и, положив руку ему на плечо, сказал:

— Ты не грусти, дружок! Я что тебе хотел предложить… Подумай о карьере военного! Как только поправишься, пройдешь последнюю комиссию. Если ВВК признает годным без ограничений, то я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе поступить в военное училище. Хочешь?