В детдом она не вернется, на рынок больше не сунется, а больше…ей некуда идти.

– Твою ж мать!

Вскакиваю так быстро, что кресло переворачивается набок. Как я мог забыть. Черт, кажется, я знаю, как ее найти.

Уже через полчаса у меня в руках распечатанный адрес, откуда мы выследили ее точку местонахождения. В этом диком угаре я совсем забыл про то, как еще почти месяц назад установил Маше небольшие жучки, спрятанные в ее сережки. Это должно было защитить ее от Захарова, а теперь поможет мне найти ее.

Маячок отслеживает Машу в одном из криминальных районов нашего города, в самой, мать его, жопе, где ни один нормальный человек не стал был шататься. Я беру Леху, еще двоих парней, и мы вместе выезжаем по адресу.

Уже через двадцать минут успешно находим верный источник сигнала. Старый заброшенный сарай, который даже временным пристанищем нельзя назвать, выглядит просто отвратно. Вот ты и попалась, моя дикарка.

Я уже предчувствую, как буду наказывать девочку по непослушной заднице, но в здании вместо нее находим совершенно иное тело. На одном из дырявых диванов сидит какой-то чмырь, упоротый до такой степени, что даже не замечает нашего прихода.

– Подъем.

Пинаю его тело ногой, от чего он тут же глаза свои заплывшие открывает.

– Вы охуели? Кто такие?

Непонимающе смотрит на нас, а мне почему-то хочется задавить его. Прямо тут. Не нравится мне этот тип. Очень не нравится.

– Обыщите это тело.

Мои парни сразу же кладут упыря на лопатки, и уже через секунду я вижу те самые золотые сережки с жучками, которые они достают из его заднего кармана. Охреневаю просто от увиденного. Это же ее бабочки, я сам их девчонке выбирал.

– Где ты взял это? Где?!

Хватаю упыря за грудки и трясу, как ненормальный. Маша бы не стала свое отдавать просто так. Не стала бы.

– Я купил! Мое это. Девчонка беспризорная вчера толканула мне эти цацки! Ей бабки были нужны, а я просто купил, и все. Это что, преступление?

Одним махом отпускаю его, от чего это тело на пол кулем сваливается. Понимание приходит постепенно вместе с каким-то неприятным разочарованием. Маше на хрен мой подарок не сдался. Ей просто нужны были деньги. Ничего кроме.

В сарае сразу же тишина воцаряется давящая, пожирающая меня. Я чувствую только пустоту, а еще злость. Словно потерял последнюю ниточку, и теперь по-настоящему не имею никакого шанса отыскать девчонку в этом гребаном мире.

– На выход парни. Некого тут больше искать.

Я уже на порог ступаю, когда краем глаза из-под дивана мельком замечаю какой-то розовый цвет. Обувь, кажется, там стоит, кроссовки белые. Один ровно стоит, второй на бок перевернут, от чего я вижу его блестящую розовую вставку.

Точно такие же, как у Маши были. Странное совпадение или нет. Что-то слишком много совпадений на сегодня.

Кажется, я просто сошел с ума, и ее вещи мне уже на каждом шагу мерещатся, но я все же разворачиваюсь как психбольной, иду к дивану и вытаскиваю оттуда эту обувь. Действую чисто на автомате. Просто проверить. На всякий случай.

В моих руках оказываются кроссовки белые. С розовыми вставками. Точно такие же, как у Маши. Она бы точно их не продала, что-что, а обувью она дорожила как ничем другим. Глотку бы за них перегрызла, но не продала.

Сглатываю и глаза свои поднимаю, смотря на хозяина этого сарая. Его глазенки опасливо бегают по сторонам. Кажется, он уже в штаны навалил от страха. Ошибки быть не может, а это значит только одно: этому гандону просто не жить, если он хоть что-то сделал с девочкой.

Хватаю урода за горло одним махом, к стене его башку прижимая, отчего с нее сыпется белая штукатурка прямо на его волосы.

– Где девочка, говори, тварь, иначе без головы останешься!

– Я не знаю, правда! Бабки взяла и свалила куда-то. Ушла!

Он так брыкается, что я невольно нож у него замечаю за поясом. Отличный крупный тисак с лезвием наточенным. То, что доктор прописал. Сам беру этот нож и к его горлу прикладываю. Прямо над кадыком зажимаю. Мне нечего терять.

– Этой игрушкой ее пугал, урод, не так ли? Говори, сука, а то сам тебе глотку перережу, как барану дикому. Где она, где?!

Надавливаю ему лезвием на кожу, отчего тут же появляется порез с кровоточащей раной. Еще один нажим, и я перережу ему сонную артерию, и кажется, мы хорошо понимаем друг друга.

– Ладно, ладно! Опусти нож. Здесь она. Заперта.

– Сука!

Вырубаю его одним ударом.

– Пакуйте, парни.

Мы роемся в этих мешках с мусором, но Маши нигде нет. У меня по спине мороз проходит от одного только понимания, что девочка может быть в одном из этих мешков. По частям притом, но я лишь отгоняю от себя эти мысли, чтобы не свихнуться раньше времени.

В какой-то момент я откидываю очередной мешок с битым кирпичом, и нахожу в полу люк старый, деревянный еще. С грохотом его отворяю и подвал обнаруживаю. Непроглядный, глубокий, черный.

– Маша!

– Абрат, лучше не лезь туда, мало ли что там за мокруха. Этот маньяк, видимо тут хорошо развлекался. Может у него там расчлененки целый склад? Ну, на хрен!

– Нет. Пока все тут не оброем, не выйдем никуда. Дай фонарик, Лех. И на ступеньки подсвети мне отдельно.

Уже через секунду спускаюсь вниз по ступенькам крутым деревянным. Ни поручней в них нет, ни хрена. Тут же оказываюсь в каком-то погребе заброшенном, или подвале. Везде жутко сыро и холодно.

Темнота такая стоит, что даже рук своих не вижу без света фонаря. Слышу лишь свое шумное дыхание в этом большом гробу, который высотой будет не больше двух метров, от чего я пару раз чуть ли не прикладываюсь башкой о потолок.

Быстро фонариком свечу по сторонам, освещая стены этой конуры.

– Ну где же ты, где…

Круглый блик света проходиться по каким-то доскам и стеклу битому, пока, наконец, не улавливает маленькую фигурку, скукожившуюся в самом углу.

– Маша!

Подбегаю к ней, быстро осматривая. Нащупываю пульс на почти заледенелой уже руке. Слабо стучит, но она жива! Осторожно поднимаю ее лицо бледное. Глаза полуприкрытые, ресницами пушистыми укрыты, губы пухлые потресканные, от холода уже синеть начали.

На скуле огромных размеров сверкает синяк. Взгляд ее какой-то потерянный, рассредоточен. Она как будто в прострации находится какой-то. Дрожит лишь вся от холода этого собачьего, ладони и ноги босые к груди прижимая. Черт.

–Девочка, давай, посмотри