— Там, по крайней мере, мы будем далеко от московской полиции и бандитов.

— Дай-то Бог.

— Номер рейса запомнила или записать? — еще раз переспросил Андрей.

— Запомнила, запомнила.

— Значит, увидимся в аэропорту. Все. Извини, я вынужден тебя здесь бросить. Назад дорогу найдешь?

— Мне не пять лет, и это не первая чужая страна, в которую я приезжаю, — ответила Люси.

— Тогда до встречи. — Андрей чмокнул Люси в щечку, чуть приобнял и вновь распрощался с ней на несколько дней.

Утро этого же дня для Василия Семеновича Трегубца началось несколько нервно. Он слегка повздорил с женой из-за пересоленной яичницы, поданной ему на завтрак, затем, завязывая ботинки, порвал шнурок и вынужден был переставлять шнурки из других ботинок, выйдя из дома понял, что забыл зажигалку, да плюс ко всему по дороге на работу вдруг почувствовал, что путешествует не один. Собственно, мысль эта пришла ему в голову уже при входе в Управление и, прокручивая в голове свой маршрут, он недовольно морщился, все пытаясь понять, действительно ли за ним был хвост или ему только почудилось. Если был, то откуда? На работе вроде бы все пока в порядке, никакой внутренний отдел им не интересуется, по крайней мере, никаких сигналов ни от коллег, ни от начальства не поступало. Пакин или коллеги Пакина, задумавшиеся, почему их сотрудник два раза подряд встречается с представителем МВД? Вероятно, но в очень малой степени. Какие-нибудь очередные урки? Он подумал о делах, которыми занимался в последнее время. Да нет, люди все серьезные, вряд ли кому в голову придет ходить за ним от дома на работу или прессинговать, то есть следить в открытую. Наверное, все-таки почудилось. «Нервы ни к черту, старею», — сказал себе Трегубец.

Готовясь к встрече со Светланой Алексеевной, он уже дома покопался в редких для его библиотеки альбомах по искусству и кое-что нашел. А кроме того, решил еще раз заглянуть в отдел, занимающийся антикварами. Поэтому, бросив портфель в кабинете, он запер дверь и отправился на другой этаж.

— Здорово, орлы, — поприветствовал он весело коллег. — Много жуликов поймали, много картин нашли?

— А тебе что за дело? — в тон ответили бойцы антикварного фронта.

— Да так, зашел проведать. Может, научите чему, как в этих ваших иконах да картинах разбираться.

— Что, подработать решил? — хохотнул один из сидевших в кабинете.

— Да, зарплаты нашей не хватает, вот, решил податься в черный антикварный бизнес.

— Ну-ну, с чего начать думаешь?

— Да вот, пришел в ножки кланяться, за консультацией. Научите меня, старого дурака, как подделку от подлинника отличать.

— Василий Семенович, серьезно?

— Ну, серьезно — несерьезно, спор у меня вышел со знакомым. Вот не понимаю я этой механики. Как все эти собиратели прекрасно определяют подлинность-то? Может, им фальшивку какую предлагают?

— Для этого экспертиза существует. Понимаешь, Семеныч, решил какой-нибудь человек свою картину продать не через магазин или галерею, а так, приятелю, скажем…

— Ну?

— А приятель, конечно, просто так деньги платить не станет. Ему же знать нужно, настоящая вещь или нет. И говорит он владельцу: «Неси-ка ты, друг ситный, картину свою в Третьяковскую галерею, искусствоведам. Они там ее посмотрят, проверят. Если настоящая она, то есть написана тем автором, чья подпись на холсте указана, то дадут тебе там бумажечку такую, подтверждающую подлинность произведения». Вот сия бумажечка, Семеныч, и называется «экспертиза».

— Ну, хорошо. А если, скажем, владелец этот не владелец вовсе, а попер вещичку?

— О-о, для этого мы и существуем. По любой краже из музея или из частного собрания информация к нам стекается. А мы ее, в свою очередь, в ориентировку по всем музеям отправляем. Так что, если с краденой картинкой кто-нибудь придет, музейщики сразу нам звонят и мы этого мерзавца — на кичу.

— Ну, допустим, — сказал Трегубец. — А вот как понять-то, сколько чего стоит.

— Да ты и впрямь решил коллекцию собирать.

— Да я, ребят, серьезно. Ведь действительно, деньги-то безумные там крутятся, я слыхал.

— Ну, безумные — не безумные, но большие. Чтобы цены определять, существуют люди разные, галерейщики, к примеру, а у них — каталоги аукционов «Сотби», «Кристи», слыхал про такие?

— Ну, что-то краем уха, — ответил Трегубец.

— Вот-вот. Берут торговцы и владельцы каталог и смотрят. Ну, к примеру, Саврасов: продавался он в последнее время на аукционах или не продавался. Если продавался, то по какой цене, и так далее.

— Хорошо, а в среднем сколько они там все стоят, картины-то эти?

— Так Семеныч, все ж зависит — сам знаешь от чего!

— Вот я слышал, что самое дорогое — это авангард русский.

— Смотри, что-то петришь в нашем деле! — опять развеселились сотрудники. — Это правда, Семеныч, не обманули тебя. Дорогущее это дело, русский авангард: и сотни тысяч долларов, и миллион может стоить.

— Неужто миллион? А вот, скажем, видел я картинку в альбоме художницы такой — фамилия у нее заковыристая…

— Это кто же? Попова, что ли?

— А что, есть Попова?

— Да, была такая знаменитая художница.

— Не, не Попова. Как же она? На «э»…

— А, это, наверное, Экстер.

— Во-во, Экстер. Дорогая она?

— Ой, дорогая, Василий Семенович, тебе за всю жизнь таких денег не заработать.

— Я серьезно, мужики. Сколько, к примеру, может стоить?

— Смотря что: живопись или графика.

— Ну, а если живопись?

— И сто тысяч может, и сто пятьдесят может, а может и двести стоить. От многих причин зависит.

— Ну, а тридцать может?

— Нет, Семеныч, вот тридцать как раз и не может. А что это ты Экстер заинтересовался? До тебя, что ли, тоже слухи дошли?

Тут настала пора удивиться Трегубцу:

— Какие слухи?

— Да про ограбление.

— Какое ограбление, ребята?

— Да ладно, ты из себя целку-то не строй, в одном же Управлении работаем.

— Нет, ребят, я серьезно ни о каком ограблении не слышал.

— Вон, у Вальки. Валь, покажи ориентировочку.

— Пожалуйста, — сказал тот, кого назвали Валькой, и полез в стол за бумагами. — Вот. Две недели назад на Садово-Самотечной улице ограблен и убит коллекционер Загоруйко. Как удалось установить, из квартиры вышеупомянутого коллекционера похищены — так, смотрим, — полотно Айвазовского, два эскиза Бакста… А, вот, Экстер! «Беспредметная композиция», датированная началом двадцатых годов, проходившая экспертизу в Третьяковской галерее в 1994 году. Вот, полюбуйтесь, — и он протянул Василию Семеновичу цветной ксерокс.