Уизли сцепил зубы, стараясь не издать ни звука. Получать тычки ему не хотелось.

Они остановились. «Орк» под ним хрипло, не по-человечески глубоко и сильно дышал. Порой замирал, и тогда Уизли чуял странную дрожь где-то внутри мутанта. Как в книгах по чтению в школе, вернее, в текстах, раскидываемых училкой по школьной сетке. Ну, где про лошадь, екающую селезенкой, точно. Вот и этот урод сейчас… екал.

– Открывай! – Любитель калечить малолетних пацанов стучал кулаком по железу. – Открывай, твою мать! Где Бу? В подвале? Туда несите человека, к Бу. Пусть сторожит.

Лязгнуло, открываясь. Пахнуло такой вонью, горячей и живой, терпкой и сладковатой, что Уизли еле сдержался. Бомжи везде бомжи, как их ни назови. И эти тут такие же.

Знал бы он, насколько не ошибся, обзывая «орков» бомжами. И знал бы, к чему ведет попасть в их лапы. Особенно тех, что носили у поясов вороньи черепа, выкрашенные в разные цвета. Но Уизли потерял даже возможность рассмотреть их получше. Просто физическую возможность. И не потому, что вдруг ослеп. Фига.

Его уставший «орк» всхрапнул, дернувшись спиной, щелкнул позвонками, повел плечищами. И Уизли полетел на пол, ударился головой и окунулся в темноту. Но не насовсем.

А ненадолго. А когда пришел в себя, то страх стал еще сильнее. Почему?

Потому что прямо над ним, прячась в темноте и странном переплетении ржавых труб, сидела какая-то мерзкая дрянь, больше всего напоминающая крылатого упыря из тупой японской игры. Но страшного упыря.

Уизли сел в угол, уткнувшись носом в колени. Было страшно. Даже страшнее, чем позавчера. Почему?

Позавчера, появившись из темноты, тварь убила всех. И проводника. Маму, отца, Ленку с Сашкой. Всех до одного, впрыснув что-то и обмазав засохшей желто-прозрачной слюной. Он не вчера родился, в сказочки не верил. Воздух внутрь точно не поступал. Он же потрогал коконы, когда тварь спряталась. Попробовал сковырнуть ножом – только кончик сломал.

Потом пришли те двое в черном, увидели его, чуть не застрелили. Тогда тварь даже спасла. Напала сзади, вбила каждому хвост с жалом в тело. Хотя ей и самой досталось. И он не убежал, видел, как тварь поползла к выходу, затаилась там. Куда тут бежать?

Если бы не Урфин с Баркасом и не их везение, так и сидел бы там. Если бы только и сам уже не стал жуком в янтаре.

Страшно было сидеть в цистерне. На каждый шорох дергался, как будто что сделать бы смог с пистолетом. Против паучихи «калаши» не помогали. Игры… пацанов с класса бы сюда, посмотрели бы, как монстров валить с половины рожка. Угу…

Сколько он просидел в цистерне? Десять часов просидел, часы-то шли, время он засекал. Два раза пытался выбраться, оба раза видел, как у входа, еле слышно щелкая, появлялись длинные лапы паучихи. Серые на сером, бугристые, с шишками суставов и странно выглядевшими кончиками лап. Двух передних, не таких длинных, как костяные копья, державшие тело. Только их-то длина все равно превышала почти весь его рост.

Скр… скр… как в дурацкой народной сказке в детстве медведь с липовой ногой. Скр… скырлы… из темноты, щелкая и скрипя срастающимися после попаданий сегментами, медленно, завораживающе, на серой пыльно-грязной стене появляются вытянутые ломаные пальцы. Цепко, не отодрать, впиваются в крошащуюся штукатурку, летящую вниз с лохмами налипшего мусора и паутины, подтягиваются, тащат через размыкающийся мрак чуть блестящее тело. Вытянутую, совершенно не паучью голову, выпуклую грудь с валиками жесткого хитина, длинное туловище и вздутое осиное брюхо.

Уизли вздрогнул, поежился, вспоминая. Даже сейчас страшно вспоминать. Хотя здесь хуже. И ужас другой, глубже, темнее и всепоглощающее. Потолок давил крошащейся серо-белой громадой сплошь в зеленоватых потеках, нависал над ним. Глубина тьмы засасывала, тянула тепло и храбрость, желая раздавить, желая, чтобы никчемный человечек задохнулся от собственного ужаса.

Тесно-тесно-тесно даже под ним, в узкой каморке с острыми ребрами металла по стенам. Дан-дан-дан, сердце стучало порой так, что вот-вот улетит. На каждый звук за металлом двери сердце отзывалось учащенным ритмом. Пальцы цеплялись за трухлявую обшивку стула, пальцы, плевавшие на боль вместо выдранных ногтей. Тесно… но Уизли все же старался держаться. И только не задирать голову, только не смотреть на теряющийся во мраке потолок.

Иногда сверху доносились совсем страшные шорохи, шелест и скрипы. Иногда что-то капало или падало с мерзким чавкающим звуком. Иногда мутант, сидевший под потолком на своей жердочке, косился на него желтоватыми глазами с острой прорезью зрачка. Иногда он явно хотел что-то сказать, но мутантская глотка лишь выдавала скрип с хрипом, булькала слюной, выступавшей при виде теплого человеческого мяса внизу.

Иногда Уизли думалось о том, что в голове его проносится какой-то совершенно киношный бред, и мутанту явно наплевать на него как на ужин. Или даже обед, какая разница? И все его страхи только потому, что он обычный школьник средних классов, оставшийся сиротой посреди самого страшного места планеты. И тогда страх чуть отпускал. Но только иногда.

Год назад он ехал в надземке со Сликом и Паштетом. Они смотрели сериал про Зону, старую, настоящую. Серию про Хемуля, как сейчас видел. А рядом на них с усмешкой косился какой-то хрен в спортивном «Боско» и темных очках. Изврат, наверное, чего нормальному мужику пялиться на пацанов? Хотя, может, его веселил их щенячий восторг от картинки на еще папкиного детства древнем планшете.

Уизли всхлипнул, тихонько, сам почти не услышал. Не от страха или желания поплакать. Не, ни фига, соплю убрать, точно. Он все же мужик, чего он тут реветь им будет? Да он прошел ползоны Эс с ветеранами, голову кузнечику отгрыз, псу на хвост наступил… Уизли всхлипнул еще раз.

Как же хотелось оказаться в том вагоне и смотреть на Зону, мелькавшую на экране. Где всегда найдутся друзья, что придут и помогут, или сам ты, герой, псевдоктулху ножом уработаешь. Ага, ждите. Ножом груду мышц со щупальцами вместо нижней и верхней челюстей. Уработает он, как же…

– Эй, человече? – поинтересовался мутант Бу, свешивая лысую башку из своего гнезда. – Ноешь, что ль?

– Да пошел ты…

– Ща я те пойду, малолетка! – Мутант зашумел, но вниз лезть поленился. – Вякает он мне тут. Повякай, я словечко замолвлю, тебе вякалку голыми пальцами выдерут.

Уизли судорожно, с всхлипом, вздохнул.

– Человече, ты чего там? – по-настоящему удивился Бу. – А? Боишса? Рано начал бояцца…

– П-п-по-о-ччче-ему? – Уизли сглотнул, старательно силясь сдержаться. И не зареветь на самом деле.

– Патамушта Чумы еще нет. Вот как придет, так и начинай бояцца. Продаст тя куда-нито к Заливу.

– К-ка-а-ак?

– Че как? Натурально продаст, за что-нито полезное и нужное. Иль даже за бабу молодую и не особо страшную. Те их крадут, говорят, в Финке. Иль ты пра што?

– Как меня болезнь продаст?