Большаков снова замолчал и стал смотреть в окно, явно не видя всей красоты города, который пролегал под нами.

– В тот вечер мы с Милой были вместе совсем недолго. На стоянку я приехал уже в десятом часу вечера и, поставив свою «четверку», отправился домой. Но, я извиняюсь, мне приспичило, и я свернул с дороги на тропинку, которая вела вдоль забора автостоянки. Там, метрах в десяти, стояла старая строительная бытовка. Трава вокруг была высокой, но уже наполовину высохшей. Я решил зайти за бытовку и там… Как только я зашел за нее, я услыхал топот ног по дороге, а потом и в мою сторону, по тропе. Только я хотел выйти из-за своего укрытия, как мне под ноги упал брошенный кем-то «дипломат», а шаги начали удаляться. Человек просто бросил в траву чемоданчик и, развернувшись, стал убегать обратно. И тут прозвучали два выстрела. Естественно, что я не стал выходить, а предпочел остаться. С дороги послышались голоса. Я выглянул и увидел, как двое мужчин наклонились над третьим, который лежал на дороге, и о чем-то спорили. На улице были сумерки, но там, рядом, был фонарь, и я хорошо рассмотрел их лица. Потом выскочил охранник и что-то стал кричать тем мужикам, угрожая позвонить в полицию.

– Странно, почему он стал кричать и угрожать, а просто не взял и не позвонил? – удивился Елисеев.

– Не знаю, – пожал плечами Большаков. – Может, он растерялся. Сторож был уже пожилой. Лет под семьдесят.

Елисеев только головой в недоумении покачал.

– Ну надо же! Как только не экономят некоторые на охране…

– М-да… – задумчиво пробормотал Сергей Большаков и продолжил рассказ: – Так вот. Когда охранник стал кричать, то тот, который был с пистолетом, ругнулся и пошел прямо к нему. Старыгин, я потом уже узнал его фамилию, – пояснил Большаков, – пытался его остановить, говорил, что надо уходить и черт с ними, с деньгами, но его дружок не слушал и, подойдя к сторожу шагов на десять, выстрелил. Старик даже не успел отреагировать. Наверное, не верил до конца, что человек в него выстрелит.

– Так что ж, сторож не видел, что ли, что они уже одного уложили?! – не поняла я. – На дороге ведь видно было все! Горел фонарь, вы ведь сами сказали.

– Сказал, – подтвердил Большаков. – Но там расположение охранной конторы и вышки, откуда спустился сторож, было такое, что дверь выходила не к дороге, а сбоку от нее. Наверно, сторожу было не видно, что там на дороге делается. Он, наверное, сначала услышал выстрелы и подумал, что шпана петардами балуется. Вот и вышел ругаться и грозить. А потом, когда уже все увидел, было поздно.

– Может, и так… – согласилась я. – Но потом они сразу ушли?

– Нет. Стоянка… Вы ведь, наверное, видели фотографии? – спросил он у меня, и я кивнула. – Она была в стороне от жилых домов, на пустыре. Поэтому они не шибко-то боялись, что кто-то в это вечернее время услышит выстрелы. Да и не громкие они были – так, хлопки, словно от петард, я уже говорил. Так вот, после того, как сторожа убили, они еще поговорили и немного порыскали рядом с дорогой. Видимо, этот чемоданчик, что у моих ног лежал, искали. Я даже дышать перестал, когда один из них в мою сторону направился. Но, к счастью, он меня не заметил. Я сначала хотел потихоньку уйти с того места, где прятался, но тут эти двое решили, что нужно уходить. Кто-то из них предположил, что собачники, которые по вечерам часто гуляют по пустырю, могли слышать выстрелы. Они еще пару минут о чем-то тихо переговорили и разошлись в разные стороны. Один пошел через дорогу к домам, а второй – направо, вдоль трассы. Когда они ушли подальше, я поднял чемоданчик и, оглядываясь, вышел из травы на освещенный участок.

– Вы подходили к человеку, который лежал на дороге? – спросил Елисеев.

– Да, – помедлив, ответил Большаков. – Он был еще жив, но без сознания, когда я подошел и пощупал пульс у него на руке. А потом… Потом он открыл глаза и сказал… – Сергей Геннадьевич замолчал, а мы с адвокатом переглянулись.

– Что он вам сказал? – поторопила я Викиного отца.

– Он сказал, чтобы я ни в коем случае не отдавал им деньги, – с трудом выталкивая из себя слова, ответил Большаков. – Он сказал, что деньги краденые, но чистые и ими можно пользоваться. Еще он сказал, что они хотели его обмануть, а он пытался убежать и… Потом он прямо на моих глазах умер, а я какое-то время стоял, как прикованный, и смотрел на него. А потом услышал какие-то шаги… Или мне послышалось, что кто-то идет… И я убежал.

– Но почему же вы не позвонили хотя бы в полицию и не сообщили о стрельбе? – хмуро поинтересовался Елисеев у Большакова.

– Сначала я растерялся, а потом, когда зашел в первый попавшийся подъезд и открыл «дипломат»… В общем, я понял, что это мой шанс на новую жизнь, а полиция может вычислить меня по телефонному номеру, и тогда прощай мечты, прощай Мила! – Большаков разволновался не на шутку и, чтобы успокоиться, отвернулся от нас и стал смотреть в окно.

Мне же было не до красот, и я думала только о том, как я смогу использовать все, что узнала, для спасения Вики. Первым нарушил молчание адвокат Елисеев.

– Сергей Геннадьевич, а где сейчас эти деньги? Сумма-то немалая!

Большаков, очнувшись от задумчивости, посмотрел на нас каким-то странным мутноватым то ли от слез, то ли от усталости взглядом и, тяжело вздохнув, ответил:

– Когда я решил не возвращаться домой, то пошел во двор к Миле и позвонил ей на ее обычный телефон, чего никогда не делал до этого. Я говорил уже, что у нас были специальные телефоны для общения, которыми мы не пользовались, когда были в семьях. Так вот, я решил, что не буду больше прятаться. Я позвонил на ее обычный номер и попросил спуститься вниз, во двор. Она испугалась, что со мной что-то случилось, и, конечно же, вышла. Я все ей рассказал. Она плакала и говорила, что боится, что не хочет бросать Леву…