— Нравится, Тимофей Васильевич? — спросил меня цесаревич.

Я с трудом оторвал взгляд от футляра.

— У меня нет слов, Ваше Императорское Высочество. Если честно, сейчас схватил бы футляр в охапку и на стрельбище. Четыре версты. Это двадцать минут бега. Отстрелялся и назад.

— А чего бегом-то, ты же казак? — под хохот в зале спросил меня Духовский.

— Ваше Превосходительство, так из рук футляр с винтовкой выпускать не хочется и на секунду, — улыбаясь, ответил я.

— Вижу, что подарок пришелся по нраву и за это надо выпить, — произнёс Николай и под одобрительный гул в зале, выпил свой фужер.

Гости, да и я дружно повторили за цесаревичем этот процесс. Лакей положил футляр с винтовкой на стол для подарков, который стоял сбоку от нашего стола. За цесаревичем слово взял барон Корф, который рассказал, при каких событиях он познакомился с именинником, что рад моему быстрому росту в чинах, а в качестве подарка хочет вручить шашку.

— Тимофей, — обратился ко мне генерал-губернатор, держа в руках шашку, которую ему принёс в зал лакей. — Эту шашку, как трофей мне подарили в лазарете солдаты двадцатого Стрелкового батальона, с которыми я в пятьдесят девятом году охотниками штурмовал Андийский редут аула Ведень, который был штаб-квартирой Шамиля. Меня тогда в ногу ранило. А потом получил за этот бой Георгия четвёртой степени.

Корф выдвинул шашку из ножен, давая полюбоваться мне сложной харалужной дамаскировкой лезвия.

— Больше тридцати четырёх лет этот клинок был со мной, а теперь, Тимофей, передаю его тебе. Не дал мне Бог сына, а такой клинок не должен ржаветь в ножнах. Надеюсь, что у него в скором времени появится золотой эфес с надписью «За храбрость» и Георгиевский темляк, — с этими словами Андрей Николаевич протянул мне шашку.

У меня запершило в горле. Судя по тому, что успел увидеть, эта шашка ни в чём не уступала дедовской и являлась настоящим сокровищем. А уж слова, которые произнёс барон, для меня стали настоящим шоком. До сегодняшнего дня при встречах какой-либо повышенной расположенности и доброжелательности в моём отношении генерал-губернатор не показывал.

Я принял шашку, наполовину вынул клинок из ножен, поцеловал лезвие. Задвигая его обратно, произнёс:

— Ваше Высокопревосходительство, я приложу все усилия, чтобы у этого клинка как можно быстрее появился золотой эфес и Георгиевский темляк. А пока её украсит Анненский.

Генерал-губернатор порывисто обнял меня и троекратно расцеловал. Хотя болезнь постепенно подтачивала здоровье этого большого габаритами человек, но объятия его были ещё крепки. Подошедшая супруга барона Софья Андреевна, поцеловала меня в щёку и быстро прошептала на ухо: «Тимофей Васильевич, Вы заходите к нам домой почаще. Андрей Николаевич, очень вас ценит. Ему и мне ваши визиты будут приятны». Всё это происходило под аплодисменты гостей. А цесаревич хотел заставить меня выпить рюмку водки с лезвия подаренной шашки. Слава Богу, барон Корф поднял свой фужер и громко скомандовал: «За именинника! До дна!» Все подчинились, включая Николая.

Супруги Духовские подарили мне невероятно дорогой письменный набор из черного мрамора, хромированной латуни и украшением из золота. Набор состоял из шести предметов: мраморная подставка с держателем для бумаг и двумя подсвечниками, карандашница на мраморной подставке, две чернильницы с крышками, ручка с золотым пером.

Дальше пошли поздравления гостей строго по табелю о рангах. Всем руководил Модест Илларионович, делая это совершенно незаметно и ненавязчиво. Будто бы сами менялись блюда на столах, заполнялись спиртным разномастные емкости в зависимости от вида напитка, тосты произносились, подарки дарились, музыка играла.

Когда очередь поздравлений подошла к офицерам конвоя, я увидел, как лакей что-то сказал на ухо полицмейстеру Чернову. Выслушав информацию, Александр Михайлович, сделав жест Банкову оставаться за столом, быстрым шагом вышел из зала. Увидев это, я почувствовал, как заговорила моя чуйка.

«Млять, наверняка, обнаружили „горе-купцов“. Из-за другой информации Чернов вряд ли бы так сорвался, наплевав на все приличия, — думал я, стоя с фужером в руке, готовясь слушать поздравление Головачева энд компани обер-офицеров конвоя. — Только бы городовые в дом не полезли к „купцам“. Это не уголовники. Да и бомбы или взрывчатка внутри могут быть. Рванёт бутыль нитроглицерина, полквартала снесёт».

Мои коллеги по конвою поздравили меня, вручив пять книг. По одной от каждого. Три из них вызвали у меня большую радость. Японско-русский словарь Гошкевича. Лучший, да и можно сказать единственный русский словарь по японскому языку. Где офицеры достали его, я даже не могу себе представить. Когда был в Питере, посетил несколько магазинов, в надежде приобрести словарь для изучения японского языка, но ничего не нашёл. «Полный маньчжуро-русский словарь» и «Грамматика маньчжурского языка» Захарова заставили задуматься о необходимости изучения ещё одного языка. А китайские романы «Троецарствие» и «Путешествие на Запад» были мечтой букиниста. Почитаю на досуге, если он будет.

С учётом того, что поздравляло пять человек, не считая жён офицеров, тост несколько затянулся. Но всё когда-то кончается. Пригубив в очередной раз из фужера вишнёвого ликёра, я бросил взгляд на стол, который был уже почти полностью заставлен подарками. В этот момент раздался какой-то гул. Время будто остановилось. Я как в замедленной съемке увидел в окне зарево огня и стекло в нём начало вспучиваться пузырём. Не раздумывая и мгновения, я прыгнул через угол стола на цесаревича. Гул превратился в грохот, со звоном лопнули оконные стёкла. Взрывная волна догнала меня в полёте и швырнула на Николая. Сбив цесаревича на пол, я не удержался на нём, прокатился дальше к стене.

Когда я смог утвердится на ногах и осмотреться, крики в зале уже стихали. Всё-таки большинство присутствующих за столами были офицерами с боевым опытом. Больше всех досталось нашему столу, который стоял рядом с окном. Осколками стекла прилетело в спину, шею и затылок барону Корфу и его супруге. Порезы были мелкие, но требовали хирургического вмешательства. Больше всех не повезло Духовскому, который сидел боком к окну. Ему большим осколком стекла пробило щёку. Супруга генерала, Варвара Фёдоровна отделалась лёгким испугом. Её стеклянная шрапнель миновала. Цесаревич также не пострадал, если не считать ушиба затылка. Не успел Николай сгруппироваться при падении со стулом назад. А может быть, это я его своей тушкой приложил. Остальные столы находились от трёх окон зала в некотором отдалении, поэтому гостям досталось меньше.

«Так, а у меня как дела, — подумал я, поочерёдно напрягая мышцы тела. — Вроде только под правой лопаткой болит. Не знаю порез или ушиб от падения».

— Тимофей Васильевич, это уже становиться традицией, — прервал мои размышления наместник, поднимаясь с пола и потирая рукой затылок. — Я опять на полу, опять сбит вами. Боже мой, Сергей Михайлович, да как же вас так…

Цесаревич бросился к генералу Духовскому, вокруг которого уже крутилась жена, не зная как тому помочь. Изо рта генерала и из щеки обильно текла кровь, заливая мундир с орденами. Я, увидев, как в зал врываются казаки конвоя, сегодня в ближнем круге были кубанцы, знаком показал одному из них подойти ко мне. Взяв у казака медпакет, попытался перевязать генерала. Резко выдернул стекло из щеки. Отрезав подушку тампона, заставил Сергея Михайловича открыть рот, и приложил вату с марлей изнутри к ране. Остальным бинтом сделал повязку на щёку снаружи.