— В этом-то вся проблема! Гарантирую, он не оставит нас ни на секунду. Это не выход… но лучше, чем ничего. По крайней мере я попытаюсь как следует обследовать стены. Вам придется засыпать отца Антония вопросами, чтобы он не слишком внимательно следил за мной. Кто знает, вдруг я что-то обнаружу?.. Не хватало еще, чтобы он это заметил. Не знаю, что там можно найти, — закончил он с легкой досадой в голосе.

— Договорились! — заключил послушник. — Завтра вам надо только зайти в кабинет настоятеля в то время, когда я буду там. Но внимание, будьте пунктуальны! Я хожу туда в половине шестого, и наш разговор никогда не длится больше десяти минут. Лучше всего будет, если вы спросите, не желает ли он сопровождать вас для того, чтобы проинспектировать крипту. Тогда я воспользуюсь возможностью и напомню настоятелю о его обещании. Уверен, что он согласится взять меня с собой. Что вы об этом думаете?

«Настоящий маленький начальник», — подумал брат Бенедикт, принимая предложение. Ему вдруг показалось, что голова решила сменить плечи, на которых сидела.

Вскоре все вернулись в монастырь, и каждый отправился в свою келью. Никто не выказывал ни признака сожаления. Разве не выбрали они совершенно сознательно именно такую жизнь? И все же в этот послеполуденный час хотелось продлить удовольствие.

Удовольствие! Большой монах повторял это слово по пути в свою келью, очень скоро сообразив, какую непростительную ошибку только что совершил.

В спешке он забыл отменить условный знак.

Значит, сегодня вечером опять придется обойтись без вина.

Существуют людские планы, и существует действительность. Иногда кажется, что последняя специально создана так, чтобы разрушать первые. Не всегда из одной только тяги к разрушению, но временами для того, чтобы породить иные, лучшие перспективы…

В понедельник сразу после полудня отец Антоний неожиданно вытащил Бенжамена из архива и попросил немедленно следовать за ним.

— У меня появилось немного свободного времени, — сказал он, без стука войдя в комнату, где работал молодой человек. — Я хотел бы воспользоваться им, чтобы показать вам нашу крипту. Оставьте все и идите со мной! Уверяю вас, вы не пожалеете.

Сухой и настойчивый тон, которым было сделано приглашение, не оставил Бенжамену возможности маневра. Он последовал за аббатом, словно немой солдат, призванный в армию против собственной воли, не высказав ни согласия, ни благодарности, даже не попытавшись перенести визит на другое время. Все произошло слишком быстро.

Спускаясь по узкой и сырой лестнице с фонарем в руке, одолженным ему аббатом, Бенжамен старался как можно скорее оценить, как отразится этот преждевременный визит на их с братом Бенедиктом плане. Слушая краем уха советы своего провожатого соблюдать осторожность, он не мог не думать о предстоящей сцене.

«Хорошо же будет выглядеть брат Бенедикт, когда заявится к аббату с предложением обследовать подземелье всего через несколько часов после того, как тот оттуда поднялся!» — думал молодой человек. Мысль эта и забавляла его, и тревожила.

Аббат будет, конечно, удивлен подобным совпадением, однако у него скорее всего не возникнет желания спускаться второй раз за день в склеп. И еще раз подниматься наверх тем более, решил послушник. У него могут найтись дела поважнее, да и высокие скользкие ступени для человека его возраста — тяжелое испытание. Ответ настоятеля на просьбу брата Бенедикта можно было, таким образом, предугадать: отец Антоний без колебаний отложит посещение крипты, сославшись на то, что только что там побывал и ничего тревожного не заметил. Конечно, он мало что понимает в архитектуре, но запросто убедит себя в том, что коль скоро здание уже простояло больше восьми сотен лет, то необходимости искать изъяны в его сводах нет никакой. Сейчас ему хватает забот о колокольне, и Бенжамен знал наверняка, какой фразой аббат закончит свою речь: «Всему свое время, брат мой».

В этом он ни капельки не сомневался.

Первый вывод, к которому пришел молодой человек, готовясь переступить порог низенькой решетчатой двери, был очевиден: лучше бы его сообщнику повременить со своей просьбой. Следовательно, надо было обязательно предупредить брата Бенедикта, прежде чем он заявится с ней к аббату.

— Надо же! Я был уверен, что закрыл за собой решетку, когда был здесь в последний раз! — пробормотал старик настоятель.

Это замечание незамедлительно вернуло послушника к действительности, и он вспомнил, как ему следует себя вести. Он должен только удивляться и восхищаться.

— Старею, сын мой! — обратился к нему аббат, признавая свою оплошность. Ведь никакое иное объяснение просто не могло прийти ему в голову.

Бенжамен не стал возражать, поскольку любая дежурная фраза прозвучала бы фальшиво.

Инцидент был исчерпан, и молодой человек весьма удачно разыграл немой восторг. Впрочем, ему не пришлось для этого слишком лицемерить, поскольку — и это было очевидно — он до сих пор не знал, насколько прекрасно это помещение.

В предыдущий раз от волнения он больше смотрел на часы, чем по сторонам.

Настоятель и послушник протиснулись в крипту и принялись не торопясь расхаживать между надгробиями. Говорил только настоятель. Он то и дело останавливал Бенжамена то около одной, то около другой плиты, напоминая о знаменательных событиях, которыми было отмечено время правления лежащего под ней аббата. Бенжамен гадал, найдет ли отец-настоятель, что рассказать у могил де Карлюса и Амори. По мере того как они приближались к ним, юноша все больше волновался.

Но его тревоги оказались напрасными. Настоятелю нечего было сказать ни о жизни «могильщика», ни о судьбе его преемника. Судя по всему, он не помнил о них ничего, достойного внимания. Молодому человеку показалось, что аббат прошел мимо их надгробий, даже не взглянув на них.

Когда они вышли в центральный неф и уже направлялись к выходу, Бенжамен, так и не открывший рта с той самой минуты, как покинул архив, решился наконец задать своему провожатому вопрос. Вопрос возник внезапно, без всякого умысла, почти спонтанно, и он скорее выдохнул его в ухо настоятелю, чем произнес вслух.

Сначала аббату показалось, что он не расслышал, и он попросил брата Бенжамена повторить свою просьбу. Тот в замешательстве, словно сожалея о содеянном, едва слышно прошептал:

— Отец мой, нельзя ли мне прийти сюда ночью — помолиться за упокой души покоящихся здесь святых отцов?

На сей раз старик понял, чего от него хотят. Он удивленно нахмурился, замедлил шаг и озабоченно взглянул на своего спутника. Так они и шли некоторое время — медленно, молча, сосредоточенно. Потом аббат остановился и огласил свое решение:

— Весьма удивительная просьба, сын мой, но я даю вам свое разрешение. Если подумать, это верное доказательство вашей решимости вступить в орден.

Остается только договориться о дне, чтобы я оставил вам дверь открытой. На этой неделе, если хотите… Скажем, в среду. Вам удобно?